– Всё хорошо? – он испуганно смотрел мне в глаза и не выпускал из своих рук. – Я тебя бужу-бужу, а ты всё не просыпаешься. Что случилось, Макс? Я мимо шёл, а у тебя дверь открыта. Ты сам в глубоком сне. Отмечал вчера чего?
Я пробежался взглядом по полу и по столу, но никаких пустых бутылок не обнаружил. Обычно, если я и позволял себе выпить алкоголь, то убирал всё утром. Потому сейчас мог сделать однозначный вывод, что вчера распития увеселительных напитков не было.
– Не, Стёпка, сон страшный снился. И таким реальным мне казался. Ты и представить себе не можешь.
– Это всё от жары, Макс, – сказал фразу из сна мой друг. – Напекло тебе, наверное, пока до деревни три километра шёл. К врачу съезди, проверься на солнечный удар.
– Ты во сне, кстати, умер, меня спасая, – выдавил из себя я лёгкую улыбку, растирая правую руку, зудящую от того, что я долго лежал на ней.
– Брехня всё это, – отмахнулся от моих слов Степан. – Вот он я, живой. А сон такой – к долгим годам жизни. Ты же знаешь.
– Знаю.
На душе было легко и приятно. Наконец-то бесконечное видение, полное кошмаров, закончилось. Пожалуй, надо сделать несколько записей, когда в город вернусь. Целую историю можно будет сочинить. Главное, не забыть ничего, а то сны очень быстро стираются из памяти.
– Как там в городе дела? – Степан поднялся с кровати и подошёл к окну, рассматривая что-то на улице.
– Всё по-прежнему, без особых изменений.
Я спустил ноги с кровати и понял, что по какой-то непонятной причине лёг, не переодевшись. Теперь придётся постельное белье стирать. Джинсы все в пыли, футболка грязная. Как меня так угораздило? Совершенно ничего не помню о событиях последних дней.
– Стёпа, от чего провалы в памяти бывают? Не пойму, что было вчера. Как я до деревни добрался. Как ластиком всё в голове стёрли.
– Я ж говорю, от жары возможно. Ну или на вокзале что-то съел, а там отрава какая. Не ел ничего по дороге в деревню?
Я стал мучительно вспоминать, как ехал сюда. На вокзале я действительно покупал пирожок. С капустой. И вроде как ещё в автобусе почувствовал тяжесть в животе. А ближе к остановке в районе пупка появилась сильная боль. Дальше всё как в тумане. Вот и разгадка, похоже.
– Наверное, ты прав. Припоминаю такое. Чёртовы пирожки с капустой!
Сказал я и тут же осёкся. Нет, это слово я, пожалуй, больше упоминать не буду. Хватит мне и одного подобного сна, чтобы кое-что пересмотреть в жизни.
– Угу, ты вон весь зелёный какой-то. Прям самое настоящее отравление. Потому и дверь не закрыл. Думал, как до кровати забраться да забыться. Я тебе воды налил в тазик, пока ты спал. Сходи умойся.
Табуретка с железным тазиком, полным воды, стояла рядом с прямоугольным зеркалом, висевшим на стене.
– Я пока пойду за молоком схожу, а то на улице оставил склянку. Не думал, что так долго будить тебя буду, – произнёс Степан и отправился в сторону входной двери.
Я с трудом поднялся с кровати, сунул ноги в тапочки, стоявшие на полу, и кое-как доковылял до тазика. Вода в нём была холодной. Я погрузил обе руки, подержал их несколько секунд и, склонившись над тазиком, обдал лицом живительной прохладой. Повторив процедуру несколько раз, я постучал себя по щекам и взглянул в зеркало, чтобы посмотреть на ту зеленоватость, о которой обмолвился Степан. Из отражающей поверхности на меня смотрел тот самый рыжебородый дед, который являлся в кошмарном сне. Я поднял правую руку. Старик в зеркале тоже поднял и улыбнулся. А в голове эхом зазвенел знакомый голос: «Теперь ты – это я, Максим»…
