Шли дни.
Лена каждый день носила передачки, обзавелась полезными знакомствами. Так, ей сказали, что, если сунуть, можно передавать продукты, сигареты, сунуть больше – телефон, алкоголь, траву, вопрос цены. Но если поймают на входе или стукачи сдадут сидельца, то может быть срок. Лена решила наркотики Мичурину не передавать, ограничиться продуктами. Она таскала фрукты, орехи, печенье и любимый мужем шоколад, и это создало новый ритм жизни, отвлекало от томительного ожидания новостей от адвоката. А тот, поначалу многословный, мобильный и доступный, стал всё реже отвечать на её звонки: – «Всё под контролем, занят, не сейчас, позже, пока ничего сказать не могу».
Лена начала закипать. Он даже не мог организовать им свидание! Утешало только то, что до суда Мичурин был в своей удобной одежде, что мог совершать звонки раз в неделю, заверял, что условия нормальные, кормят сносно, место не у параши. Он ещё и шутил, её Мичурин. Только потом Лена узнала, случайно, что кормят их отвратительно, и ничего из её продуктов Мичурину не перепадало. Её передачки жрали сами охранники, делясь с «бригадирами» и «смотрящими». В их число хирург Мичурин вряд ли входил. Он не хотел её расстраивать. А качать права вышло б себе дороже.
Дима ждал.
А пока регулярно ходил с Катей на приём в клинику. Беременность протекала благополучно. Но пол всё никак не говорили. Дима понял, что он хочет не ребенка, он хочет сына. Если будет не сын, пусть делает аборт, или он с ней разведётся. Штамп женатого человека у него уже есть, он доказал свою полноценность. Как в жене Дима в ней полностью разочаровался. Лживая, корыстная сучка. Дима хотел, чтобы его любили. Он не хотел, чтоб его любили понарошку. Любить его будет только сын, он всё сделает, чтобы тот его полюбил. Он будет лучшим в мире отцом. А из уже живущих на земле его любила только Лена, он знал точно, когда она нежно укрыла его одеялом пьяного, когда обняла его после школы, когда таскалась с ним к его деду, вытирала ему слёзы. Он потерял её любовь. Во всём виноват Мичурин. Он всё испортил. Нужно убрать его, и всё встанет обратно на свои места.
В воображении Димы рисовались радужные картины, как хирурга закатывают по максимуму, а на зоне может случиться всё, что угодно; как безутешная Лена, которая наверняка сейчас спускает свои деньги на стервятников всех мастей, в этом Дима не сомневался, бросается к нему в ноги, и он, заставив её подняться, просто обнимает и больше не надо слов. Как Катя рожает ему сына, а потом просто исчезает, он не придумал как, это уже детали. Как они с Леной воспитывают малыша вместе, вместе путешествуют, вместе по вечерам ужинают, он будет готовить, он научится. Лена – лучшая мать, он это видел, в отличие от Кати, у которой материнский инстинкт, кажется, отсутствовал напрочь.
Но в один из дней Катя удивила. Он подумал, что ошибался насчет неё. Та вдруг резко переменилась. Дима обнаружил жену вечером, поглаживающей свой, ещё невидимый живот, обложенной кучей журналов для беременных. Она накупила себе гору одежды для беременных (вещи для новорождённого она не покупала из суеверия), скачала приложение, где можно по дням следить, как развивается плод, развлекалась подборкой классической музыки, полезной для младенцев в утробе. «Токсикоз отпустил», – объяснила она мужу со смущённой нежной улыбкой.
Но потом с работы по камерам Дима увидел, что всё это было ради лайков. Эта дура просто сменила тему идеального замужества на тему образцового материнства, чтобы ещё больше утереть нос и без того обалдевшим одноклассницам.
Катя о камерах не знала. Она действительно сначала отказывалась признать собственную беременность. Теперь, когда надежды на секс не было, а муж относился к ней, как к инкубатору с золотым яйцом, она потеряла интерес к шопингу, уходу за собой. Пользуясь своим положением, она могла себе позволить ходить нечёсаной, в бесформенной пижаме, целыми днями жрать, и смотреть, как меняется её тело.
Пока однажды не позвонила Куварина.
– Лапина, куда пропала? То каждый день посты, а тут вдруг исчезла.
Танька намеренно называла её девичьей фамилией.
– Чего звонила-то?
– Рассказать новость. Никитина из нашего класса, помнишь? Третьего родила! Бэби-бум. Как Водянова!
У самой Кувариной было уже двое. Есть к чему стремиться.
Под конец разговора, который проходил в режиме радио, поскольку Катя едва его поддерживала, Танька сочувственно вздохнула и сказала, зачем, собственно, и звонила.
– Ты-то не затягивай, Катюш. Знаешь, как называют тридцатилеток, кто с первым? Старородящие. Мерзость какая, да? – Куварина оставалась всё той же сукой.
– Или не получается? – вдруг артистично встревожилась она за бывшую одноклассницу. – Ой, прости, если я по больному месту.
Катя выдала, как кувалдой:
– Не хотела говорить раньше времени, но теперь уже можно. Ты же моя подруга. Только никому пока. Двенадцать недель.
Бедная Куварина, и тут ей обломалось.
Положив трубку, Катя немедленно потребовала подать ей авто и поехала в «Детский мир».
Она научилась переобуваться в воздухе.
Теперь она ежедневно радовала своих фолловеров цитатами мудрых о воспитании детей, ангельскими фото и новостями о своем самочувствии.
– Токсикоз? Что это?
И ещё один маленький, но приятный бонус. С каждым днём её скромная грудка росла, как на дрожжах, а белёсые втянутые соски становились всё более тёмными, набухшими и чувствительными. Однажды после душа, вытираясь, Катя задела их полотенцем. По телу разлилось приятное тепло. Она закрыла глаза и руки сами потянулись вниз, туда, куда до этого позволено было только водным струям. Катя прикоснулась к клитору. И кончила. Определённо, в беременности больше плюсов, чем она изначально думала.
Её муж напрасно не заглядывал через камеру в душ, полагая, что ничего интересного там не увидит. Он ошибался.
Диме к тому моменту стало уже не до слежки за женой. Он с каждым днём всё больше думал о Лене. И однажды не выдержал и позвонил сам.
– Привет.
– Привет, – тусклым голосом ответила Лена.
– Я видел по телеку.
– Все видели, – также безжизненно сказала Лена.
– Ты всё ещё злишься на меня? – спросил Дима.
– Господи, о чём ты вообще, – устало ответила Лена.
– Как ты? – в тёплом голосе Димы звучало живое, искреннее участие.
Нарастала общественная истерика в адрес врача-убийцы Мичурина, бетонная стена вокруг самой Лены, молчанка адвоката, которая говорила громче любых слов. Похоже, он не хотел ввязываться в заведомо провальное дело, это плохо для репутации, а свои деньги он уже получил. Он, конечно, на суд явится и принесёт нужные бумаги. Но ничего из того, что он сулил Лене, Олег Олегович делать не собирался.
– Нормально, – ответила Лена.
– А если честно?
