День можно было считать потерянным, от работы меня сестра милостиво освободила, а чем еще занять себя, я не знала. Об убийствах думать не хотелось, впрочем, как и обо всем остальном. К вечеру мое физическое состояние несколько улучшилось, для этого потребовался пакет кефира, забытый в моем холодильнике, и еще четыре таблетки от головной боли. Я подумала мирно провести вечер пятницы у телевизора, но тут позвонил Берсеньев.
– Чего тебе? – буркнула я.
– Я помню, что тебе со мной водиться не разрешили, но старших не всегда надо слушать. Жду в баре «Восток», это на Сухаревской, подгребай к восьми.
– Я больше не пью.
– Я тоже. Запомнила: «Восток»?
– Если с выпивкой мы завязали, чего я там забыла?
– Любезного друга по имени Сергей Львович.
– Я еще не соскучилась.
– Ладно, меня ты видеть не желаешь, а дворника-таджика?
Я матерно выругалась, сообразив, что последний бастион пал, и от моего твердого намерения никогда более с Берсеньевым не встречаться не осталось и следа. Как все в моей жизни затейливо: даю слово, беру назад, хочу поступать как надо и не поступаю. Редкой целеустремленности человек.
Берсеньев давно повесил трубку, а я продолжала заниматься самобичеванием. Потом взглянула на часы и стала торопливо собираться в бар. Сухаревская находилась где-то в Юго-Западном районе, до нее еще добраться надо. Я подумала о своей машине, мирно стоявшей во дворе, нашла ключи и вприпрыжку припустилась с лестницы, гадая, заведется тачка или нет. Она завелась, что явилось первым приятным событием за последние два дня. Будем считать это знаком: я на правильном пути.
Малым ходом я ехала по заснеженным улицам, боясь пропустить поворот на Сухаревскую. Вывеску бара приметила издалека и без труда нашла место для парковки. Судьба вдруг начала мне улыбаться. Хоть и по мелочам, но все равно приятно. В конце концов, вся наша жизнь состоит из мелочей.
Берсеньев ждал меня, устроившись за столом, отгороженным от остального зала ширмой. Мне пришлось звонить, чтобы его обнаружить. При взгляде на заведение изнутри я решила, что для встречи его выбрал вовсе не Сергей Львович, хотя Агатка и утверждала, что он весьма демократичен, но не до такой же степени… В общем, это была третьесортная забегаловка с грязными разводами на полу и звероватого вида мужиками по углам. Берсеньев кивнул мне и сказал:
– Они сейчас подъедут. – Они, надо полагать, – это дворник и его брат. Так и оказалось.
Берсеньев успел заказать мне кофе, к которому я так и не притронулась, а вскоре возле нашего столика появились двое мужчин. Один коренастый, невысокий, лет тридцати трех, с приятным лицом, одет прилично. Второй на голову выше и лет на десять моложе. Особого сходства между ними не наблюдалось. Молодой был в спортивных штанах и куртке с чужого плеча. На голове вязаная шапка, которую он снял и теперь вертел в руках.
– Милости просим, – кивнул Берсеньев, указав на лавку, стоявшую по другую сторону стола. – Пиво?
– Нет. Чай, – сказал старший. – Здесь хороший чай, настоящий. Девушку как звать?
– Ефимия, – поведал за меня Берсеньев.
– Она к хозяйке приходила? – ответа на свой вопрос он не ждал. Подозвал официанта, сказал ему что-то на родном языке, и вскоре нам принесли пузатый чайник с голубым рисунком и четыре пиалы.
– Угощайтесь, – предложил старший, младший, ни на кого не глядя, придвинул к себе пиалу, низко опустив голову. Освещение здесь оставляло желать лучшего, но и его хватило, чтобы разглядеть свежие рубцы на его лице, один на лбу, другой на переносице. Берсеньев на них тоже обратил внимание.
– Менты постарались? – кивнул он в сторону младшего.
– Сам виноват. Молодой еще, дурак.
Старший Ташмухамедов говорил почти без акцента, младший продолжал молчать, понял он что-нибудь из нашего разговора или нет, осталось загадкой. К тому моменту стало ясно: иметь дело нам придется со старшим братом. К нему я и обратилась:
– Как ваше имя?
– Исфандер. Зовите Сашей, я привык.
– Госпожа Климова сказала мне, что убитая… как бы это выразиться помягче… любила отдыхать на веранде в одном купальнике, зная, что на нее смотрят.
Младший, его имя я знала – Арсалан, вскинул голову и быстро заговорил, значит, мои слова понял. Саша переводил:
– Он сказал, она хорошая женщина, хорошая жена… Он подглядывал, да, но она об этом не знала. Хорошо к нему относилась, всегда здоровалась, если встречала его в поселке. Добрая была, улыбалась.
– Зачем он к веранде подошел? – задал вопрос Берсеньев.
– Хотел ее увидеть. Думал, она не заметит. И раньше подходил. Раза два. Она ему нравилась. Но она не знала, что он подглядывает.
– В то утро он никого не заметил рядом с домом?
Саша помолчал, не дождавшись ответа, перевел вопрос, но ответа и тогда не получил. Арсалан сидел, уткнувшись в пиалу, брат сказал что-то резкое, он вскинул голову, посмотрел куда-то поверх моего плеча.
– Он видел машину, – буркнул старший. – В лесу. Листья вывозил на тачке и видел. Недалеко от дороги стояла, за кустами.
– В машине кто-то был?
– Нет.
– А что за машина, сказать может?
– Старые «Жигули» белого цвета. «Шестерка». У нашего соседа когда-то была такая.
– В котором часу он видел машину?
На этот раз Арсалан ответил, брат быстро перевел:
– Около десяти, в это время машина за мусором приезжает, он тачку вывез, а потом направился к контейнерам, чтобы там порядок навести. Начальница очень строго за этим следит, чтобы ни одной бумажки не осталось. Затем подмел парковку возле бассейна и отправился к себе.
Мы с Берсеньевым быстро переглянулись.
– Машину в тот день больше не видел?
– Нет.
– А раньше?
– Один раз, тоже утром. За неделю до убийства. Стояла в лесу, только чуть дальше.
– И в машине никого не было?
– Не видел. Близко не подходил. Там дорога, машины редко, но ездят.
– Номер не запомнил?
– На номера он не смотрел.
– Он рассказал это следователю?
На этот раз за младшего ответил Исфандер:
– Нет.
– Почему?
– Сначала растерялся, про машину забыл.
– А потом?
– Потом не захотел. Испугался.
– Чего испугался? – не поняла я.
– Испугался, что опять будут допрашивать. Когда соседи про него ментам рассказали и они явились в его комнату, под подушкой нашли платок этой женщины. Муж его узнал. Его подарок…
– А как платок к нему попал? – спросил Берсеньев.
