– Он успокоится, не сразу, но успокоится, – кивнула я.
– Если бы убийцу нашли, ему бы стало легче, он ведь ни о чем другом думать не может. Вчера сидит вот тут, уставился в одну точку, слезы из глаз льются, а он не замечает…
Слушая Ольгу Валерьяновну, я гадала, сообщил ли ей Геннадий о том, что обращался к нам за помощью. Но задать вопрос не решилась. Мы выпили чаю и замолчали. Часы на стене отсчитывали секунды, а у меня было чувство, что я оказалась в другом измерении, как будто от остального мира меня отделяла невидимая перегородка.
– Гена живет у брата? – поспешно спросила я, торопясь вернуться к реальности.
– Да. И правильно. В такое время кто-то должен быть рядом. Брат в нем нуждается… Когда ты видишь, что кому-то нужен, появляются силы все пережить… А вы знаете, сегодня я Ирочкину тетрадку нашла, она в нее стихи записывала, и свои, и те, которые ей нравились. Давно, еще когда совсем юной была. Сохранила тетрадь, сюда привезла, видно, была она ей дорога. Хотите, я вам стихи почитаю? Я в молодости очень любила стихи, даже в самодеятельности участвовала, читала лирику. Фет, Тютчев. Многим нравилось, говорили, что у меня талант.
Ольга Валерьяновна принесла из комнаты обычную школьную тетрадь, надела очки дрожащей рукой и откашлялась. Стихи она читала старательно, с легким распевом, опуская голову все ниже и ниже, пытаясь скрыть свои слезы. Ирочкины читала с особым усердием. Девичьи стихи, как им и положено, были о чем-то несбыточном. Мечты, щедро сдобренные грустью. Агатка классе в пятом такие же писала. Я нашла ее тетрадку в столе, под стопкой учебников, но ознакомиться с внутренним миром сестры до конца не успела. Застав меня за этим занятием, Агатка тетрадь отобрала, а меня оттаскала за волосья, со мной она никогда не церемонилась. В свою комнату заходить строго-настрого запрещала и в случае нарушения запрета не гнушалась рукоприкладством. Надо ли говорить, что ее комната притягивала как магнит?
– Я вас утомила, – вдруг сказала Ольга Валерьяновна, откладывая в сторону тетрадь, наверное, в тот момент вид у меня был совершенно отсутствующий. «Ну, вот, бабулю обидела», – в досаде подумала я и поспешно заверила:
– Что вы. Стихи прекрасные… – Я откашлялась, пытаясь выиграть пару секунд и придумать, что еще сказать, и вспомнила об альбоме: – В прошлый раз вы не успели показать мне фотографии.
– Идемте в комнату, – предложила она и благодарно улыбнулась. Через минуту мы устроились на диване. Я держала толстый альбом на коленях, переворачивала страницы, а Ольга Валерьяновна не спеша поясняла: – Это мама Ирочки… это ее отец. Она на него немного похожа внешне… Фотографии эти я из Голованова привезла, когда сюда приехала. Разложила все по порядку. Вот Ирочку из роддома выписывают, она была таким прелестным ребенком, тихая, словно ангел, почти не плакала. Это она в детском саду… Новый год, елка… банты очень не любила, только отвернешься, она бант с головы стащит и запрячет куда-нибудь в игрушки… Первый класс… учительница нам попалась прекрасная. Ирочку всегда хвалила, да и как ее не хвалить, училась хорошо, послушная, всем помогала.
– А почему Ирина выбрала библиотечный колледж?
– Книжки обожала читать. Особенно про любовь. Лет с десяти любовные романы читала. В институт она не пошла, на работу спешила устроиться, оттого и выбрала техникум после девятого класса.
«В этом альбоме целая жизнь, – думала я, разглядывая снимки. – Крохотный младенец, и вот уже взрослая девушка. Очень красивая, только жизнь ее оказалась недолгой…»
– Выпускной в девятом классе, а это Ира уже в техникуме…
И тут внимание мое привлекла групповая фотография. Три девушки и двое молодых людей за накрытым столом. Ира, смеясь, смотрела в объектив, вполоборота – темноволосый красавец. Во взгляде, устремленном к ней, гордость собственника, и обнимал он ее как-то по-хозяйски.
– Кто это? – спросила я, ткнув пальцем в изображение.
– Андрюша, Ирин одноклассник. Такой милый мальчик. Он был влюблен в Ирочку. Так трогательно за ней ухаживал. Когда родители купили квартиру в другом районе города, отказался переводиться в школу, которая была ближе к дому. Из-за Ирочки. Он даже хотел вместе с ней поступать в техникум, но родители, конечно, вмешались. Умный, талантливый мальчик, играл на фортепьяно, Ирочке песню написал ко дню рождения.
– У них был роман?
– Что вы, какой роман? Они же были детьми.
– Ире он нравился? – не отставала я.
– Конечно. Хотя она в этом не признавалась. Когда я заговаривала об Андрее, краснела и отмахивалась.
– Они продолжали встречаться после окончания школы?
– Пока он учился в школе, а она в техникуме – да. Вместе ходили в кино, на каток…
– А потом?
– Потом Ирочка уехала, и они больше не виделись. Так обычно бывает, юношеская любовь быстро проходит…
– Но ведь Ира навещала вас и могла встретиться с ним.
– Вряд ли, она непременно бы мне рассказала об этом. Я его тоже после ее отъезда ни разу не видела. Неудивительно, он жил в другом районе.
– И ничего о нем не знаете? Как сложилась его жизнь?
– Не знаю, – покачала она головой. – Приезжая ко мне, Ирочка из дома почти не выходила. Если только к Вере, подружке. Но и та обычно сама к нам заглядывала. Ни с кем из одноклассников Ира не общалась. Помнится, Вера говорила, что Андрей женился. Но, может, я что-то путаю… Феня, – совсем другим голосом произнесла она, – Ирину подругу, Веру, нашли убитой в гараже. – Ольга Валерьяновна смотрела на меня в замешательстве, а еще в ее взгляде был вопрос и нечто похожее на надежду, как будто она рассчитывала, что вот сейчас я ей все объясню. – Говорят, хотели угнать машину… ее застрелили, из-за машины застрелили… Разве так должно быть? Простите… – испуганно прошептала она. – Я… не слушайте меня… я ничего не понимаю… я за Гену боюсь.
– Чего боитесь? – бестолково спросила я.
– Второй покойник до сорокового дня… плохая примета. Говорят, быть третьему… Я старуха, умирать надо мне, а не молодым. Простите, – вновь повторила она.
– Ольга Валерьяновна, может быть, выпьем еще чаю? – поспешно предложила я.
– Да-да, конечно. – Она отправилась в кухню, а я, достав мобильный, пересняла фотографию.
– Как фамилия Андрея? – громко спросила я, чтобы женщина услышала меня, находясь в кухне.
– Дыбенко. Андрюша Дыбенко.
– А где он жил, не помните?
– До переезда – в соседнем доме на улице Кирова, а потом… где-то на Почаевской, возле пожарки, точнее не скажу. – Она заглянула в комнату и спросила растерянно: – Фенечка, а почему вы спрашиваете?
Я пожала плечами:
– Не знаю, просто интересно.
Бабулю мой ответ вряд ли удовлетворил, пока мы пили чай, она нет-нет да и поглядывала на меня с сомнением. Рассказать ей о том, что Одинцов ко мне за помощью обращался? Нет, пусть сам расскажет.
