Как бы то ни было, но ни оправдываться, ни просто поговорить со Стасом мне не довелось: на звонки он не отвечал, хотя я и хитрила, звонила то с мобильного, то с телефона-автомата. Зато отвращение к себе достигло наивысшей точки, после чего либо в петлю лезть, либо рукой на все махнуть. Вот я и махнула.
В понедельник Агатка появилась только к обеду, взглянула на меня и головой покачала.
– Ну и видок. Такой физиономией только безденежных клиентов отпугивать.
– Вот видишь, есть и от меня польза. Между прочим, субботу я провела с родителями, как примерная дочь.
– А что ты делала в воскресенье? – хмыкнула Агатка.
– Воскресенье я посвятила себе, любимой, то есть вообще ничего не делала.
– В это я охотно поверю. Ничего не делать – твое излюбленное занятие. Хоть бы опять затеяла какое-нибудь расследование, это все-таки лучше, чем сидеть живым укором всему человечеству.
– А ты как выходные провела? – решила я сменить тему.
– Познавательно. Даже на отдыхе люди ни о чем другом, кроме своей работы, говорить не в состоянии.
– Сочувствую.
– Грешно на людей обижаться, если и сама из того же теста.
– Тогда соболезную.
Вечером, подходя к дому и увидев свет в кухонном окне, я принялась гадать, кто там обосновался: Берсеньев или Димка? Или опять вместе пьют? Оказалось, Берсеньев.
– Может, тебе комнату сдать? – предложила я, появляясь в кухне.
– Думаешь, нам пора жить вместе? – съязвил он.
В кухне витал запах кофе, Сергей Львович сидел за столом, вертел в руках фарфоровую чашку. Я заметила, что он из всей моей разномастной посуды предпочитал ее. От любимой чашки до переезда в самом деле недалеко. Как известно, все начинается с мелочей.
– Еще кофе есть? – спросила я.
– Есть, в турке. Остыл, наверное.
Кофе я все-таки выпила, Берсеньев с привычной ухмылкой поглядывал на меня, точно ждал чего-то.
– Хотелось бы знать о твоих планах, – сказал он. – Продолжишь страдать или отправишься на поиски новых гениталий?
– Дурак.
– О твоем интересном предложении я не забыл.
– Поздняк метаться. Девушки вроде меня повторных предложений не делают.
– Упустил я свое счастье. Меня оправдывает только внезапность твоих намерений. Затаишь обиду и воспылаешь ко мне большой нелюбовью?
– Да я тебя и так терпеть не могу…
– Ты сейчас лишь о своих страданиях думать можешь? Я не просто так спрашиваю: есть новость, которая могла бы тебя заинтересовать. Выкладывать или время тратить не стоит?
– Что за новость? – насторожилась я.
– В десяти километрах от одинцовского коттеджного поселка есть деревня Лунино. Может, слышала?
– Не слышала. И что?
– В деревне проживают два брата-раздолбая. Виктор и Максим Ивановы. Одному из них семнадцать, другому – девятнадцать лет, в армию старшенького не забрали из-за какой-то хвори, работать братья не хотят, к ученью душа не лежит. Тырят все подряд, соседи спят и видят, когда их наконец в тюрьму отправят. Грехов на них тьма, но все по мелочи. Родители – хронические алкаши, приторговывают самогонкой, на что и живут.
– По-твоему, это должно меня заинтересовать?
– Ты дальше слушай. Семейство по всем статьям неблагополучное, оттого участковый к ним без всякой охоты, но наведывается довольно часто. А тут как раз сигнал поступил: парни продали соседу жигулевский мотор на запчасти. – Я нахмурилась и стала слушать внимательней, а Берсеньев довольно ухмыльнулся. – Короче, нагрянувший участковый обнаружил в сарае «Жигули» без крыла и ветрил, то есть без номеров и мотора. На самом-то деле там был только ржавый кузов.
– Старенькая «шестерка» белого цвета? – сообразила я.
– Точно. По номеру на моторе, который успели сплавить соседу, установили, кому принадлежала машина. Недавний владелец Дыбенко Андрей Петрович.
– И как машина попала к ушлым детишкам?
– Говорят, нашли в лесу, – засмеялся Берсеньев. – Стояла одинокая и никому не нужная. Из милости решили у себя пригреть, и вдруг такая незадача. Учитывая, что местонахождением Дыбенко следствие сейчас очень интересуется, ребятишкам пришлось несладко, история их, мягко говоря, вызывала сомнение. Но, несмотря на долгий суровый разговор в стенах здания, способного и у ребят постарше вызвать трепет, эти двое продолжают стоять на своем: машину обнаружили в лесу, уже без номеров. Она была заперта, дверь вскрыли и смогли завести, им уже и раньше доводилось тачки тырить, но только чтобы покататься. А тут бесхозная машина, вот они и решили: чего добру пропадать, загнали ночью в сарайчик и распродали на запчасти.
– Откуда сведения?
– Источники не разглашаю, но они надежные. Твой бывший подтвердит, если захочет.
– Это вряд ли… – вздохнула я. – А где они нашли машину? Точное место указали?
– Насколько оно точное, судить не берусь. Примерно километрах в пяти от коттеджного поселка, как раз по направлению к их родной деревне.
– Когда это произошло?
– Через несколько дней после убийства. Если ничего не путают и не врут.
– А что они делали в лесу? За грибами ходили?
– Говорят, прогуливались. А что, и в ноябре в лесу пройтись приятно. Но знающий человек сообщил: там неподалеку старая электролиния проходит, когда-то летняя дойка была, вот ребятишки потихоньку провода и срезали. Если к работе стремления нет, приходится проявлять изобретательность, чтобы было на что кушать.
– Ничего подозрительного в машине не заметили?
– Говорят, что ничего. Машина как машина, старенькая, но на ходу. Проверить их слова затруднительно, они ободрали всю обшивку, сиденья тоже кому-то загнали… все, что имело хоть какую-то ценность, пошло с молотка.
– И что ты по поводу всего этого думаешь? – спросила я.
– Пока ничего.
Я поднялась и приготовила себе еще кофе, стоя спиной к Берсеньеву.
– Предположим, после убийства Дыбенко решил избавиться от машины, боялся, что кто-то видел ее возле коттеджного поселка, – разливая кофе в чашки, сказала я. – Вот и бросил ее в лесу. Особой ценности она не представляла…
– Допустим, – кивнул Берсеньев. – Вот только что он от этого выигрывал? Ведь машина принадлежит ему, и выйти на владельца не проблема.
– Если б не эта парочка, машина могла простоять там несколько лет. Натолкнулись бы на нее грибники, и что? Побежали бы сообщать в полицию? У нас во дворе тачка ржавеет уже лет пять, и никому до этого никакого дела.
– С этим я не спорю, – хмыкнул Берсеньев. – Вопрос: почему он бросил ее в лесу, всего-то в пяти километрах от места убийства?
