– Вы сейчас о чем, братва? – осведомился Саня. – О каком таком потустороннем мире? Или вам все шутки шутить?
– Вон Мура лучше знает!..
Меркурьев дошел до окна, машинально взглянул в него, двинул было обратно, но притормозил, подошел и осторожно выглянул.
На противоположной стороне тихой улицы, чуть в отдалении под липой стоял белый «Кадиллак». Синий свет фонаря отражался от полированной крыши.
– Интересно, – пробормотал Меркурьев. – Очень интересно. Слушай, Сань, ты куришь?
– Балуюсь иногда. Особенно как поддам!..
– Пойдем покурим, – предложил Василий Васильевич. – Хоть ты и трезвый.
Саня заворочался, как бегемот, выбираясь из-за стола.
– Ну, пойдем, если тебе охота. Девчонки, мы щас!..
Мимо черного рояля с белой балериной на крышке они вышли на высокое узкое крылечко, под затейливый чугунный козырек.
Вновь зарядил дождь, частые мелкие капли торопливо летели в свете фонаря, и брусчатка сверкала, как отполированная.
Саня вынул из внутреннего кармана «летной» куртки мятую пачку и сунул Меркурьеву.
– Я не курю, Сань.
– Да ну? А чего тогда звал?
– Там «Кадиллак» стоит, во-он чуть подальше. Мне кажется, на нем Лючия ездит.
Саня смотрел на него, явно не понимая, о ком он говорит.
– Ну, красотка из нашей гостиницы! В мехах ходит.
– А!.. И чего? Пусть себе ездит!
– До этого я похожий «Кадиллак» возле зоопарка видел, когда мы в твою машину садились.
– А-а, – Саня уважительно посмотрел на Меркурьева, немного подумал и заключил: – Не, я не понял. И чего?
– А до этого она нас привезла в город.
– Ты можешь яснее говорить, дядя?
Не отвечая, Василий Васильевич сбежал с крыльца, накинул на голову капюшон и аккуратно выглянул из-за угла. Саня наблюдал за ним. В дождливом полумраке виднелся огонек его сигареты.
– Нет, отсюда не видно, – негромко сказал Меркурьев Сане. – Номеров не разглядеть! Подожди, я сбегаю, гляну.
– Давай, – махнул рукой Саня.
Меркурьев поглубже натянул капюшон – по всем правилам маскировки, – выскочил на тротуар и побежал в противоположную от «Кадиллака» сторону. Пробежал несколько шагов до кафе-стекляшки, при входе в которую маялся мокрый бездомный пес. Он порывался войти, когда в стекляшку заскакивали посетители, и не успевал протиснуться в двери.
Меркурьев немного постоял возле кафе, словно прикидывая, зарулить на кружку пива или нет, повернул обратно, перешел улицу и заспешил – ни дать ни взять работяга возвращается домой после трудового дня!
За спиной послышалась ругань – охранник выдворял мокрую дворнягу, видимо, прорвавшуюся внутрь.
Меркурьев вздохнул.
С его точки зрения, ничего не было и не могло быть хуже на свете, чем нищие старики, брошенные дети и бездомные собаки.
Отворачиваясь, словно от дождя, он проскакал мимо белой машины, еще раз оглянулся, дошел до перекрестка и по другой стороне вернулся обратно.
– Ну? – с крыльца спросил Саня.
– Ее машина, – Меркурьев откинул капюшон и стряхнул с него воду. – И сама там.
Саня подумал немного.
– И что это значит?
– Это значит, ей что-то от нас надо. И она не хочет выпускать нас из виду.
– Может, у нее мать в соседнем доме живет?
– А в зоопарке отец служит привратником, – поддержал его Василий Васильевич. – Говорю тебе, это неспроста!
Мокрый пес, оглядываясь, бежал по противоположному тротуару и через дорогу свернул к ним.
– Как это они под дождем бегают, – как юный натуралист поразился Саня. – И на снегу лежат. Не холодно им.
– Да, может, холодно, – возразил Меркурьев. – Они нам не говорят. А мы не спрашиваем.
Мокрый пес сделал круг по двору, задрав голову, посмотрел на мужиков и стал забираться по ступеням. Он был совсем небольшой, с нелепыми ушами, слишком большими для острой морды и кургузого тела.
Саня щелчком отправил сигарету в урну – она описала дугу и точнехонько попала куда надо, – неожиданно присел на корточки и погладил пса по башке. Тот смотрел вопросительно.
– Вась, – произнес Саня озабоченно, – ты тут постой, не отпускай его. Уличные, они все бестолковые, утечет, и все!.. А я схожу мясца принесу.
И скрылся за стеклянной дверью. Меркурьев остался наедине с мокрой собакой. Пес настропалил свои дурацкие уши и смотрел вслед Сане.
– Он пошел за мясом, – объяснил Василий Васильевич, ругая себя за то, что брезгует его погладить. – Сейчас принесет, хоть сыт будешь.
Пес переступил короткими мохнатыми лапами и настропалился еще больше.
– А когда сыт, – от неловкости и стыда перед ним за только что съеденный борщ, теплую куртку и сухие ноги продолжал разглагольствовать Меркурьев, – жить сразу легче.
Потом они некоторое время стояли молча. Когда за переплетом стеклянных дверей показался Саня, пес неожиданно вильнул хвостом.
В руках у Сани была тарелка в фарфоровых завитках, а на ней приличный кус жареного мяса, кое-как накромсанного.
– Вот, – сказал Саня, присел и поставил тарелку перед псом. – Ешь. Только что сготовили.
– Это твое, что ли?..
Пес недоверчиво посмотрел на тарелку, а потом – по очереди – на обоих мужиков.
– Пошли, – Саня потянул Меркурьева за куртку. – Видишь, он стесняется.
И втащил Василия Васильевича внутрь. Тот шел и все время оглядывался.
Пес на крыльце жадно ел, встряхивая ушами, ходили подведенные бока.
Они сняли куртки, пристроили их на вешалку возле рояля и вернулись за стол.
– Куда ты мясо поволок? – тут же спросила Кристина. – Только принесли!..
– Да так, – неохотно сказал Саня. – Ну что? Делать-то чего станем? Сухари сушить?
– А что ты будешь есть? – не отставала Кристина. – Хочешь, я тебе свою котлету отдам? Или давай пополам!
– Давай, – согласился Саня, и они принялись за котлету – по очереди.
Василий Васильевич смотрел на них во все глаза.
Что-то явно не сходилось у него в голове, делилось на странные части, как неравенство Бесселя. В первый раз увидев Саню, он заключил, что перед ним самая обыкновенная свинья, каких в последнее время развелось великое множество, – пьющая, жрущая, нахрапистая. Люди должны держаться от них подальше, свиньи не разбирают, что есть, где спать, и могут нагадить!.. От них много мороки и грязи, с ними нет никакого сладу. Все части уравнения сходились.
Потом началось странное: Саня вполне по-человечески страдал, когда друг свалился с маяка, потом он оказался в обществе Кристины, а сейчас на крыльце пожалел никчемную собаку – и не просто пожалел, а накормил!.. Теперь никакие части не сходятся, да и уравнения нет, а есть как раз неравенство!
