– Талгат клянется, что у него есть все доказательства: записанные свидетельства и даже снимки «Мрии» с «Коршуном» на фюзеляже – если помнишь, в восьмидесятые этот самолет еще не успели создать, чтобы ракетно-космический самолет перевезти, и его сюда доставлял бомбардировщик.
– Насколько я помню, «Мрия» потом во-зила «Коршун» в Париж, на выставку в Ле Бурже, в восемьдесят девятом. Ну ладно, надо будет посмотреть материалы, – снисходительно отозвался Владислав Дмитриевич.
– А крыша в МИКе тоже обвалилась не просто так. Требовалось замести следы. Поэтому на место боевого ракетно-космического самолета в ту же ночь перевезли из монтажно-заправочного корпуса «Коршун-два» – второй по счету корабль, готовый процентов на пятьдесят. А затем подорвали в особом месте крышу корпуса. Он сложился, как карточный домик, и завалил все то, что оставалось от «Родины» и подменного «Коршуна-второго». Недолго думая, в развалинах раскопали из-под обломков то, что от них осталось, и свезли на металлолом.
– Но этим же огромное количество людей должны были заниматься! – воскликнула я.
– Вот именно! И кое-кто, сказал Талгат, согласился дать ему показания.
– Такую аферу, если она была, должны были прикрывать на самом верху, – заметил Сенька. – Хотя бы даже дать разрешение «Мрии» прилететь сюда, сесть на режимном «Юбилейном», а потом упорхнуть в Китай.
– О том и речь.
– Поэтому, дед, знаешь, выброси ты это из головы, – настойчиво сказал Сеня. – А материалы, не читая, из письма прямиком в папку «Удаленные» перекинь. И сам забудь, что тебе вчера твой пьяный казахстанский кореш нес. И нам, всем троим, немедленно сотри об этом память.
– Внук наш во всем прав, – поддержал дед Владислав. – Если действительно была спецоперация и ради нее восьмерых рабочих не пожалели, что на крыше разрушенного МИКа погибли, то тебя тем более не помилуют, старого дурака.
– А ты, молодой идиот, будешь жить и радоваться! – огрызнулся Радий. – Чего уж нам-то с тобой, спрашивается, огрызки своих жизней жалеть? Почему б, если что, не пострадать ради справедливости? Талгат вон себя не жалеет, хоть он и младше нас с тобой на четверть века.
– А справедливость сейчас вообще никому не нужна, – вступила я. – И никому не интересна.
По итогам дискуссии Радий с его тягой к честности проиграл нам на месте с разгромным счетом один-три – с одним голосом «за» и тремя «против».
Кто бы знал тогда, что он не послушается! Больше того, что я сама под влиянием минутного затмения вскоре влезу в это дело!
А пока из музея возвращалась наша группа. Посматривали на нас удивленно.
Денис собрал туристов во дворе. Показал черную «Волгу», на которой носился по Тюратаму Королев. И бронемашину, из которой главный конструктор наблюдал за пусками в непосредственной близи к старту. Затем мы подошли к полноразмерному макету «Коршуна», залезли в него (деды не стали), фотографировались в креслах пилотов, и я все поражалась, какой же он огромный. Это не крошечная капсула, в которой выводили на орбиту Гагарина и Терешкову. И даже не «Союз», в котором летают сейчас. Это настоящий лайнер – или боевой корабль. А Денис своим рассказом только подтверждал мое впечатление:
– Несмотря на то что «Коршун» создавался вследствие строительства американцами своего космического челнока и полетел после него, он во многих отношениях оказался гораздо совершеннее «шаттла». Возьмите хотя бы его самый первый – и, увы, последний! – полет. Полет, невиданный прежде, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, когда в беспилотном режиме наш космический самолет сделал два витка вокруг Земли, а потом приземлился здесь, на аэродроме «Юбилейный», с отклонением на пару метров от центра полосы. В ракетно-космической системе «Коршун» много было вещей, выгодно отличающих ее от штатовского «Спейс-Шаттла». Например, стартовал наш с полными баками – в отличие от американцев, которые большую часть топлива вырабатывали при пуске. Поэтому «Коршун» оказался способен на самые сложные маневры на орбите. На двух заокеанских челноках погибло в общей сложности четырнадцать астронавтов – из-за фатальных аварий на этапах выведения и посадки. Но наш ракетно-космический самолет обладал совершенной системой спасения. Существовали специальные катапультируемые кресла, уводящие пилотов в сторону от разрушающейся ракеты. Их многократно испытывали при запусках других ракет, и они продемонстрировали свою надежность и эффективность. На случай аварий или нештатных ситуаций, возникших прямо на орбите, у корабля имелся стыковочный узел, к которому мог причалить корабль «Союз» и спасти космонавтов.
– Дед Влад, – спросила я шепотом, – а настоящий, слетавший «Коршун» действительно мог быть интересен за границей?
– Еще бы! – безапелляционно отвечал он. – Там такие технологии, до сих пор непревзойденные!
Когда мы возвращались в городок, Екатерина-«безопасность», сидевшая рядом с шофером, вдруг закричала на полдороге:
– Стой-стой, останови!
Когда микроавтобус замер на обочине, она перегнулась со своего переднего сиденья рядом с шофером ко всем нам:
– Обычно в апреле наша степь вдруг расцветает. Ненадолго. Появляются тысячи и тысячи тюльпанов. Сейчас еще рановато, но вот я вижу на обочине есть парочка.
Все высыпали наружу – за исключением дедов. Радий грустно произнес:
– Когда-то я Элке своей такие дарил.
Народ разбрелся по пустыне. Стали, проваливаясь в песке, снимать, как бешеные, на свои смартфоны два-три тюльпанчика среди колючек. Они и впрямь были необычные – низкорослые, остролистые, жилистые.
Денис убрел куда-то в сторону, а когда снова садились в машину, протянул мне сорванный цветок.
Получилось трогательно и мимимишно.
– Это мне?
– Тебе. В честь знакомства.
И в этот момент, встретившись с ним глазами, я окончательно поняла: между нами что-то будет.
Только надо, чтобы мы оба правильно сыграли дальнейшую партию.
* * *
Нас привезли на ужин в другое кафе, где-то в городе.
Вызывающая роскошь девяностых: красные бархатные портьеры, кумачовые скатерти на столах. «Невзирая на интерьер, здесь очень вкусно», – сразу предупредил Денис.
Опять попросили официантов составить столы. Для моего одинокого тюльпанчика принесли мини-вазочку. И опять мы с нашим чичероне оказались за столом рядом. Но если вчера то была моя инициатива, то теперь все организовал Диня. И в общей беседе руководитель нашей группы меньше принимал участия, больше обращал внимание на меня. Когда начались серьезные возлияния, мы под шумок даже по-настоящему перешли на «ты» и выпили с ним брудершафт. Губы у Дениса оказались мягкими, и пахло от него хорошо.
Тем временем поддавший и развеселившийся Радий завладел вниманием целого стола, рассказывая байки о своей байконурской жизни – когда большинство присутствующих еще не родились (а ракеты к Луне уже летали). Денис однажды вклинился, представил говоруна другим туристам:
