– Тридцатиминутная готовность принята.
– Эвакуация стартового расчета.
– Принята эвакуация стартового расчета.
Я вышла на воздух. Вся наша группа разбрелась, заняла места в толпе у барьерчиков. Ракета была хорошо видна среди сооружений стартовой площадки, на расстоянии примерно километра.
За Денисом я наблюдала краем глаза. Он вращался в сферах: с кем-то здоровался, обнимался, вел короткие переговоры.
Пробежал мимо меня, остановился, бросил:
– Хорошее место. Все будет видно. Ты только не снимай старт на видео, не отвлекайся. Смотри своими глазами. А запись я тебе потом скину.
Глаза его излучали любовь. Они как бы говорили: я помню все, что с нами было, и мне этой ночью было с тобой хорошо.
– У нас после пуска традиция. Когда ракета благополучно улетает, мы закрываемся в автобусе и отмечаем это дело. Потом едем в город на банкет. Кафе я уже заказал.
– Хороший план.
– А потом я рассчитываю улизнуть ото всех. – Короткая пауза. – Вместе с тобой.
Я не могла, конечно, закричать: «О да, дорогой! Возьми меня, хотя бы даже прямо сейчас!» Вместо этого кокетливо шепнула, может быть, неудачно:
– Посмотрим на твое поведение.
– Я буду хорошим мальчиком, – очаровывающе улыбнулся он и умчался.
Через несколько человек от себя я видела своих старичков, Владислава и Радия. Они смиренно смотрели, в толпе у барьерчика, на ракету, и никто не знал, что они были в числе первых – тех, кто пять десятилетий назад учили ее летать.
От стартовой площадки по дороге неслись один за другим автобусы, машины и даже пара бронетранспортеров.
Наконец отошла кабель-матча – предвестник старта, как объяснили в толпе. А трансляция по радио шла по-прежнему в спокойном деловом тоне:
– Ключ на старт.
– Есть ключ на старт.
– Зажигание.
– Дается зажигание.
А потом пустыня под ракетой дрогнула и осветилась. Какая-то девчонка в толпе, не в силах сдержать эмоции, закричала на одной ноте: «Ааааа!» Ракета очень медленно приподнялась на столбе пламени. Постепенно пламя становилось все длиннее и длиннее, и его венчало белое сигарообразное тело, которое все быстрее прочерчивало свой путь по небосводу. До нас долетел гул, и он был очень мощным – и впрямь, рокот космодрома.
– Ах-хре-неть, – раздельно сказал рядом со мной немолодой казах в войлочной шляпе.
Ракета поднималась выше, выше, потом она превратилась в светящийся диск. Гул становился все тише, тише, затем диск стал светящейся точкой, а вскоре и она исчезла.
Кто-то в толпе зааплодировал, кто-то закричал: «Ура!!»
Народ стал разбредаться по автобусам.
Элоиза внутри нашего микроавтобуса деятельно раскупоривала коньяк, колу, разливала в пластиковые стаканчики.
Последним на борт поднялся Денис. Он был воодушевленным и деятельным. По глазам его я заметила, что он уже успел выпить.
– Поздравляю, – бросил он, – «Прогресс» уже на орбите.
Все закричали «ура» и стали чокаться одноразовыми стаканчиками.
Шофер начал осторожно выруливать со стоянки, лавируя между чужими машинами и припоздавшими туристами.
– Странно, что-то Талгата на пуске не было, – с тенью озабоченности проговорил Радий. – Он обещал быть. И телефон его не отвечает.
– Он, по-моему, человек пьющий, твой Талгат, – заметил Владислав Дмитриевич с оттенком ревности к вдруг объявившемуся новому другу Радия.
– Но не до такой же степени, чтобы запуск проспать.
– Да он их видел тысячи.
– Обещал же.
– Следовательно, его обещания ничего не значат.
Было смешно наблюдать, как временами два этих старых дружбана начинали препираться, словно мальчишки.
Мы понеслись по пустыне в сторону города. Дед Влад взялся рассказывать Елене историю своих родителей – отца Флоринского и матери Антонины Иноземцевой, которая когда-то, в баснословные тридцатые, работала с Королевым в ГИРДе. Елена внимала.
Потом сидели в кафе – более стильном, чем вчера и позавчера, и тоже на местном Арбате. Выпивали за космос, за ракеты, за любовь. Денис, опять угнездившийся рядом со мной, спрашивал всех, как впечатления от запуска. Арсений в свойственном ему витиевато-простоватом стиле изрек:
– Это похоже на самый первый в твоей жизни оргазм. Ждешь чего-то удивительно необыкновенного, а потом все – вжик – и сразу кончилось. Но тут же хочется еще.
Все заржали, а Денис мимоходом бросил: «Значит, у тебя первый оргазм был не самым удачным», – и Сенька обиделся.
Кто-то следил по телефону за прямой трансляцией Главкосмупра, и скоро пришло сообщение: «Прогресс» состыковался с МКС
[7], установив мировой рекорд по скорости стыковки, и все снова зааплодировали и немедленно выпили.
В этот вечер гитары не было, и Радий вскоре засобирался:
– Что-то я волнуюсь за Талгата. Телефон у него вглухую не отвечает. А ведь мы сегодня договаривались встретиться. Я пойду, проведаю его.
– Подожди, – останавливал его дед Влад. – Семья-то есть у него?
– Он сейчас один. Жена к дочери и внучкам в Краснодарский край уехала.
– Радий Ефремыч, – вдруг сказала я, неожиданно для себя и довольно иррационально, – давайте я пойду с вами. – Потом только задумалась и убедилась, что поступаю правильно: нечего отпускать старичка одного. Да и не хотелось сидеть, покорно ждать, пока меня снова, как вчера, отведет к себе домой мой любовник.
– И я пойду, – немедленно вызвался Денис.
Мне показалось, что дед Влад с удовлетворением воспринял временное устранение Радия в качестве соперника. Он сидел, вкручивал Елене что-то о первых, баснословных годах освоения космоса: «После запуска Титова мы все силы бросили на отработку спутника-шпиона…» Она увлеченно слушала.
Мы оделись и пошли втроем по вечереющему городку: дед Радий, Денис и я.
– А вы помните, где Талгат живет? – спросил Денис.
– Конечно, – уверенно откликнулся дед Радий. – Я здесь, в городке, каждый камень знаю.
Пришли в такую же пятиэтажку, как мы вчера с Диней – да и недалеко от того места, похоже.
Никакого кодового замка или домофона не было. Дверь подъезда распахнута настежь. Мы поднялись по припахивающей лестнице на второй этаж. Радий позвонил в квартиру. Никто не ответил. Еще звонок, и еще. Потом он забарабанил в дверь. Она под его кулаком медленно отворилась.
Прямо в маленькой узкой прихожей, в огромной луже крови, на полу лежало тело Талгата.
