И мы почапали сквозь пустыню, имея целью два гигантских промышленных корпуса. Первый величиной, наверное, как манхэттенский небоскреб – вышиной метров сто, а второй – более приземистый, зато вытянутый в длину.
– Первый – это корпус газодинамических испытаний, – просвещал меня по ходу дела Денис. – Там до сих пор еще ракета «Родина» вертикально стоит. А второй – наш искомый монтажно-заправочный корпус с еще одним макетом «Коршуна» и, наверное, «Коршуном-вторым» – а может, и без нее.
Идти было достаточно легко, ноги в песок не проваливались, он брутально пружинил. То там, то здесь среди колючек виднелись тюльпаны и еще какие-то голубые лилейники. Но сейчас нам обоим явно было не до цветов. Да еще эта разруха во все стороны горизонта.
Несколько раз по дороге, по которой мы приехали, проносились машины – не расписные-полицейские, но мы тем не менее на всякий случай зарывались носом в песок. Потом отряхивались и шли дальше.
Наконец оба корпуса приблизились и стали закрывать полнеба.
– Какие же они огромные! – пробормотала я.
– Здесь, пожалуйста, очень тихо и осторожно. Я до сих пор не знаю, патрулируют ли постоянно этот периметр. И есть ли собаки.
Нас встретила старая, перепутанная, ржавая колючая проволока. В одном месте Денис под нее подрылся. Рукой в перчатке поднял нижний ряд. Скомандовал: «Лезь!» Я беспрекословно пролезла. Он последовал за мной – я подержала для него колючку с другой стороны.
Здания рядом с нами выглядели просто огромными. Не знаю даже, с чем сравнить. Океанский лайнер? Нет, он все равно меньше. Заброшенная какая-нибудь атомная электростанция типа Чернобыля? Похоже. Будем надеяться только, что радиации нет. Зато разруха, разруха.
Мы подошли вплотную к корпусу. Стали огибать его. Денис не смог смирить своего внутреннего экскурсовода и продолжал шепотом меня просвещать: «Длина этого сооружения – сто тридцать два метра, то есть на треть длиннее футбольного поля! А высота – шестьдесят, то есть двадцать этажей! И в торцах установлены, наверное, самые большие ворота в мире: сорок два метра на тридцать шесть, чтобы пропустить сюда всю связку из ракеты «Родины» и «Коршуна» на установщике! Ворота из особо прочной стали сделаны, чтобы выдержать самый сильный взрыв, если он вдруг произойдет на ближайшем старте!»
Но вся эта величественность напрочь за тридцать лет облезла. Я видела только облупленную полинявшую краску стен, да хрустели под ногами камушки и обломки бетона. И когда Диня смолкал, наступала полная тишина. Лишь ветер завывал. И все возможные двери в корпус заварены, заколочены – не проберешься.
Наконец где-то на вышине своего роста Денис заметил зарешеченное окно – но решетка была полуоткрыта.
– Заберешься? – шепнул он.
– Попробую.
Он помог мне залезть к нему на плечи. Было и страшно – и хорошо, что мы вместе, и приятно от прикосновения его рук. Я подтянулась и пробралась внутрь корпуса. Там оказалось холодно, полутемно, сыро и заброшенно. «Тебе помочь?» – крикнула своему спутнику вниз.
– Нет, я сам.
Выдохнув, Денис подтянулся на руках и забросил себя наверх. Я знала: тело у него ловкое и сильное.
Мы оказались в длинном бетонном коридоре, который вел в глубь здания. Темнота пахла, как пахнут давно не используемые помещения, запустением и разрухой. Голые стены, пыль, штукатурка под ногами и облупившаяся краска. Денис повлек меня за собой. Справа и слева открывались нам комнаты без дверей. В них в глубине стояли какие-то стеллажи и валялись под слоем пыли книги и бумаги – техническая документация. Будто бы прошла срочная эвакуация, и ничего не успели вывезти перед наступающим противником.
Коридор кончился, и мы вошли в огромный зал. И это впрямь было вау! Потому что это было как внутренний двор, атриум какой-то фешенебельной гостиницы – только раз в десять, наверное, больше. И заброшено все было много-много лет назад. Широченное пространство. Высоченные своды. И пыль, труха, осыпавшаяся краска, строительный мусор, птичий помет.
А посредине зала – огромный, красивый, но запыленный и загаженный космический самолет «Коршун».
Один.
– Что и требовалось доказать, – прошептал мой спутник. – Второго нет. Его использовали. Подменили им в МИКе тот, летавший.
Он достал из внутреннего кармана куртки миниатюрный фотоаппарат и снял панораму корпуса. А потом скомандовал:
– Пошли отсюда от греха. Все, что надо, мы видели.
Мы отправились на выход тем же коридором. Вернулись. Денис выглянул наружу в окно – все тихо.
Он прыгнул первым. Развернулся, протянул мне обе руки. Я упала в его объятия.
И тут вдруг взвизгнула полицейская сирена, и голос в мегафон прогремел над всем пространством:
– Стоять! Опуститься на колени! Руки за голову! Вы арестованы!
В самый первый момент мой возлюбленный, не потерявший присутствия духа, успел шепнуть мне:
– Молчи обо всем. Ни про какое расследование Талгата, ни про его файлы – ничего такого не было, ты ничего не знаешь. Ты просто туристка, уговорила меня показать ангар.
Двое полицейских – очень российских, с фуражками на макушках, кое-как подпоясанные и с короткими автоматами на боку – подошли к нам по песку. Все выглядело довольно серьезно: один держал нас на мушке. Второй обшмонал сначала Дениса, потом меня. Лапал он меня, сволочь, тщательно и не без удовольствия. Я еле сдерживалась, чтобы не врезать ему в пах.
Фотоаппарат Дини он деловито вытащил из его кармана и сунул себе за пазуху. Туда же отправились оба наших паспорта. Мой ночной кошмар «меня опять закрыли» снова становился реальностью.
Денис попытался отмазаться, и это было очень правильно: чем раньше и на как можно более низком уровне урегулируешь проблему с полицией, тем скромнее окажутся последствия. А самое главное – надо как можно меньше оставлять бумаг. И ни в чем не признаваться.
– Мужики, ну, мы нарушили. Простите уж нас. Это я туристку подбил МЗК посмотреть. Впечатление на девушку производил. Мы и не сняли почти ничего. Смотрите, у нас только одна камера, непрофессиональная. Даже телефоны не взяли. Сделаем вид, как будто ничего и не было. А я вас отблагодарю.
Но полисы выглядели непроницаемо и действовали как роботы. Один указал автоматом: пошли. За углом гигантского ангара стоял расписной полицейский «газик» с символикой российской полиции и буквами ППС. Пока мы были внутри корпуса, не заметили, как он подъехал.
Несмотря на все жалобное нытье Дениса и разумные предложения в их адрес, полицейские не изменяли своей программы и ничего ему не отвечали. Я понимала, что с каждым шагом в сторону ментовки и официальных бумаг наши шансы на благополучный исход дела все уменьшаются, и тоже вступила:
– Мы ведь только посмотреть, интересно же! Это я, дура, его подбила! – Я крепко помнила, да и сама понимала: с меня-то спрос короткий, в крайнем случае, больше пропуск на Байконур не дадут – да я и не собиралась, честно говоря, а вот у Дениса здесь бизнес, и, значит, ему грозят очень-очень большие неприятности. – Простите уж нас, отпустите подобру-поздорову.
