Вика
Похороны и поминки – такой день, когда объединяются или хотя бы встречаются даже вдребезги расколотые семьи.
Так было когда-то на похоронах человека, которого я долгое время считала своим отцом, Шербинского, где я впервые (и в последний раз) узрела своих сводных сестер, да и вообще всю его многочисленную семью.
Так было и на тризне по моей матери в М., когда пришли все трое мужчин, в разные времена живших с нею.
Вот и на похоронах экс-ракетчика Рыжова случилось примерно то же. Например, я впервые увиделась с бывшей женой моего настоящего отца, Юрия Владиславовича Иноземцева. Мария, его экс-супружница, была дочерью Радия и матерью Арсения. Мы познакомились с нею, и потом все время – в церкви, на кладбище, на поминках – Мария Радиевна на меня, незаконную побочную дочь, плод грехопадения своего бывшего мужа, случившийся в конце перестройки, посматривала с ревнивым любопытством. На Дениса, который, естественно, сопровождал меня, она, как и все вокруг, тоже пялилась – еще бы, такой красавчик.
Приехала из Германии и мать Марии, бывшая жена деда Рада Эльвира. Старенькая совсем, но очень похожая на типичную германскую старушку: сухонькая, в букольках, деловая. Всем процессом командовала.
Присутствовали, разумеется, бабка Галина и дед Влад. Больше всех, по-моему, плакали. Еще бы! Они знакомы с Радием чуть не с пятьдесят третьего года – вместе с покойным навеки уходила их молодость.
Жаль, что не прибыл из Америки мой отец Юрий Владиславович. Сослался на загруженность в университете. Хотя, с другой стороны, кто ему дед Рад? Всего лишь бывший тесть.
Зато появилась новая возлюбленная погибшего – Елена Андреевна Симеонова. Не знаю, возвращалась ли она в Петербург и снова приехала или так и проторчала в Белокаменной все эти дни, но тем не менее пришла. И тоже рыдала. Однако в свете файлов, что прислал мне Сенька, я приглядывалась к ней с особым любопытством.
Мой полубрат и внук покойного Арсений, разумеется, тоже присутствовал и время от времени даже делал мне через толпу какие-то экивоки как раз в сторону Елены – типа, обрати на нее особенное внимание. Это выглядело смешновато.
И, как ни странно, появился зачем-то человек, которого я никак не ожидала увидеть.
Человек из Байконура.
Тот самый, что допрашивал меня с Диней после того, как нас взяли на космодроме. Тот, что беседовал со мной после убийства Корчнева. И про Талгата выспрашивал.
Стоял он скромненько в стороночке, но не совсем где-то в толпе, а обособленно, с видом достаточно приближенного и имеющего право лица. Кирилл Бараев, капитан ФСБ, как он представился мне на космодроме.
Когда вышли из церкви, я улучила минутку, спросила его: «А вы зачем здесь?»
– Оперативный интерес, – ответствовал он загадочно и важно и отошел.
А еще похороны проходили двенадцатого апреля, и в этом имелась какая-то дурная символика: похороны старого ракетчика – похороны советской космонавтики. Об этом даже пару раз на тризне с горечью говорили.
Народу вообще собралось просто море. И бывшие служаки, отставники-военные. И бравые ребята, явно с офицерским бэкграундом, помоложе. И их жены – в основном провинциально-гарнизонные, но некоторые, наоборот, выглядели столичными штучками. И какие-то богемного вида люди, чуть не с телевидения. И барды, которых я даже кое-кого по телику видела. И телегруппа (кажется, местного ТВ) что-то поснимала после отпевания и на похоронах, с кем-то пару интервью записала. И видно было по людям и по речам, что многие Радия любили. Вспоминали о нем с удовольствием, весело, часто с теплой улыбкой. Хотя иные дамы, произнося поминальные речи, утирали слезу. И признавались, как были в покойного влюблены. (Лица при этом напрягались, я заметила, и у бывшей жены погибшего Эльвиры, и у последней возлюбленной Елены.) Даже пели иногда хором, невзирая на поминки, песни Радия Ефремыча: «Отдыхает за окном осень загорелая…»
[9]
Больше ста человек в итоге сошлось. Столы впритык друг к другу поставили. Арендовали столовку на окраине военного городка Краснознаменска.
Постепенно стали расходиться, мы с Диней тоже хотели заказать такси и уехать, но Эльвира (бывшая жена) подошла ко мне, шепнула (голос ее звучал уже с каким-то западным акцентом): «Прошу вас с вашим молодым человеком остаться. Посидим еще немного в узком кругу». Что ж, пришлось покориться.
После основных поминок отправились в дом к Радию Ефремовичу. В таком же микроавтобусе, как на Байконуре, и, в принципе, в том же составе: Денис, я, дед Влад, Сенька, Елена. Только добавились еще, конечно, Мария Радиевна, сама Эльвира да бабушка Галина. И, как ни странно, тот фээсбэшный чувачок с Байконура, который вдруг к похоронам прибился, капитан Кирилл Бараев.
Пробирались по второстепенным подмосковным дорогам уже в темноте. Пока ехали, я с молчаливого согласия Дениса попыталась разговорить Бараева. Уселась с ним рядом, взялась расспрашивать. Диня занял место позади нас, так что имел возможность при желании наш разговор слышать. Я атаковала человека из спецслужб вопросами.
– А вы почему с нами?.. А вы убийство Талгата и Корчнева расследуете?.. А гибель Радия Рыжова с ними в общее дело объединили?
Но на все мои потуги капитан отделывался какой-то ерундой:
– Хотелось познакомиться с вами поближе… Похороны такого человека, как Радий Ефремыч, заслуженного ракетчика, я не мог пропустить…
Наконец приехали. Опять этот нелепый дом, построенный под конец советской власти из подручных материалов – прошло пять лет, как я познакомилась в нем с дедом Радом, а три дня назад застала его тут мертвым.
Снова накрыли стол – привезли с собой недоеденное-недопитое из кафе.
Меня, честно говоря, эта тризна давно утомила, и я устроилась в уголке гостиной, украшенной с советским шиком лакированной вагонкой. Снова поминали Радия Ефремовича, поставили под сурдинку его диск. А потом вдруг слова попросил Арсений. Встал, важный, торжественный и почти не пьяный. Сначала он в своем витиеватом стиле помянул дедушку. А потом вдруг стал держать речь о Елене. Зазвучал в его исполнении этакий изящный троллинг, в котором Сенька был силен.
– Мы очень счастливы и горды, что в последнее время рядом с моим дедом появилась столь замечательная женщина, как Елена Андреевна. Познакомились они на Байконуре, однако Елена является жительницей города на Неве. В культурной столице эту даму хорошо знают, уже хотя бы по тому интересному обстоятельству, что она обвинялась в убийстве своего собственного мужа. – На этом месте народ, устало и невнимательно угасавший за столом, встрепенулся и стал прислушиваться.
И, как я отметила, фээсбэшник Бараев потихоньку приблизился к Елене и чуть даже не встал за ее стулом. А Сенька продолжал:
– И вы знаете, что случилось с мужем Елены Андреевны, Николаем Егоровичем Симеоновым? Ровно то же самое, что с моим родным дедом: ему перерезали горло. – Сдавленный общий «ах» разнесся по гостиной. Все вперились в лицо моего полубрата, а тот продолжал вдохновенно вещать. Елена сидела ни жива ни мертва.
