— Это я позвал Бастиан а, когда увидел тебя с бесами. Я сразу понял, что они просто так не уйдут. Здесь такое часто происходит.
— Спасибо! — искренне поблагодарила я юношу, одновременно прикидывая, смогу ли уговорить его помочь мне сбежать. Все-таки бывший светлый, к тому же видно, что превращение в темного проходит медленно. Юноша еще не утратил сострадательности, иначе ему было бы наплевать, что бесы задумали сделать с пленницей его хозяина.
— Как тебя зовут? — Я решила не терять времени.
— Кристофер.
— А меня Амалия.
Но он, казалось, и не услышал, нервно расхаживая от одной стены до другой. Потом опустился на колени рядом со мной и жарко зашептал, словно боясь, что стены могут нас подслушать.
— Ты знаешь светлую хранительницу Софию? Она живет в березовой роще.
Я разочарованно помотала головой.
— Я живу в ивовой роще, это в западной части Обители, а березовая находится в северной.
— София моя агапи. И она даже не знает, где я. Я ничего ей не сказал, не смог, просто ушел и все. А сейчас я так жалею. Это нечестно по отношению к ней! Она имеет право знать, каким я стал!
Я сочувственно внимала откровениям юноши. Иногда два симпатизирующих друг другу хранителя объединялись в пары, и чувство, связывающее их, мы называли агапи. Сложно несколькими словами объяснить, что заключалось в этом чувстве. Это и бескорыстие, и всепрощение, и чистота, и жертвенность. Готовность просто быть рядом, потому что это правильно. Прямой противоположностью агапи являлся эрос, как отображение низменного влечения между двумя. Но таким развлекались в Мире Теней, в Обители могли находиться лишь пары, бескорыстно подарившие свои сердца и души друг другу. Такое случалось редко, но когда происходило, счастливее этих двух хранителей не было никого. И что я могла ответить юноше, который сейчас лихорадочно пытался разузнать хоть что-то о своей агапи? Не надо было подличать и попадать к темным? Интересно, за что его сюда сослали?
Кристофер тем временем продолжал вываливать на меня поток сведений, из которых выяснилось, что он не хочет становиться темным, перья у него в крыльях отросли серые вместо черных, получаемую пищу его организм почти не усваивает, и хочет только одного: чтобы София узнала всю правду и забыла его навсегда.
— Ты ведь не знаешь, что я наделал, — продолжал быстро шептать юноша.
— Расскажешь? — так же тихо спросила я.
— Я… я… — Щеки юноши приобрели свекольный оттенок. — Возжелал Софию! Захотел ее как… как темный, понимаешь? Хотя где тебе это понять… Ты же светлая! У тебя есть агапи?
— Нет, — быстро ответила я, невольно вспомнив своего лучшего друга. А вдруг именно это Элай и хотел предложить тогда, на крыше собора? Стать родными душами, провести вечность вместе. Но я усилием воли прогнала эти мысли.
— Тогда ты действительно не понимаешь, — грустно продолжал Кристофер, — мне стало недостаточно просто быть рядом со своей агапи и довольствоваться малым. Я хотел обладать ей, полностью, стать одним целым, не только духовно. Слияние душ, как мне казалось, ничто по сравнению со слиянием тел. Эти мысли постоянно преследовали меня, как наваждение, как повторяющийся кошмар, из которого не вырваться. Смотри, — Кристофер бережно достал спрятанный под рубашкой медный медальон и раскрыл его. Внутри лежал засохший цветок голубой незабудки. — Это София мне подарила. А незабудка цвета ее глаз.
Бедняга, подумала я. Самое трудное — борьба с собой, своими демонами, которые нашептывают разрушающие твою сущность желания. У кого-то хватает сил противиться им и выйти победителем, кто-то поддается и проигрывает.
— А потом начали выпадать перья, — продолжал Кристофер, захлопнув медальон и снова его спрятав, — одно за другим, за неделю я лишился светлых крыльев. В Обитель меня больше не пускали, а затем пришло назначение в Мир Теней. Понимаешь, светлый должен быть чист, одна неверная мысль и тьма уже поселилась в тебе. Я предал свет, предал Софию, Варлаама, всех!
— Подожди, — прервала я откровения Кристофера, — Варлаам здесь? В замке?
Кристофер резко замолчал и потрясенно замер.
— Варлаам здесь? — тупо повторил он. — Что ему тут делать?
Посмотрев на изумленное лицо юноши, я поняла, что он не лжет. Очевидно, я просчиталась, и Варлаама похитил кто-то другой.
— Так вот почему среди темных ходят слухи! Варлаам на самом деле пропал! — закричал Кристофер. — А тебя прислали его найти?
— Тш-ш-ш! — шикнула я. Амалия, ты трепло похуже Велизары, обругала я себя. Выболтать секрет светлых первому же падшему! — Никто меня не посылал, я пришла освободить Аристарха, но опоздала. В замке много пленников?
Кристофер замолчал, мысленно взвешивая свое прошлое в качестве светлого хранителя и свою верность Бастиану.
— Несколько есть, — обтекаемо ответил он наконец.
Где-то в коридорах замка что-то грохнуло, и мы резко отодвинулись друг от друга.
— Мне пора, — засобирался Кристофер, — забудь обо всем, что я тебе тут наболтал, ладно? И не рассказывай Бастиану. Я давно не разговаривал ни с кем из светлых, вот и расклеился.
— Эй, подожди! — спохватилась я, но Кристофер, виновато пожав плечами, уже скрылся за дверью.
Вот трус! Я устало выдохнула и разочарованно уставилась в стену. Поработала психотерапевтом, выслушав душевные метания одного падшего, а сама не приблизилась к освобождению ни на миллиметр!
Время тянулось ужасно медленно, и через несколько часов безделья я дошла до состояния, когда с распростертыми объятиями встретила бы и капитана Маврикия, а сову Деметрия расцеловала в пушистую голову. Но ни капитана, ни тем более упомянутой птицы передо мной не появилось, зато в самом мрачном расположении духа вернулся Бастиан и, не обращая на меня внимания, прошел в смежную комнату. До того, как дверь захлопнулась, я успела увидеть внушительных размеров зал, одну из стен которого занимал выполненный из золота орган. Ах, так вот о какой игре говорила суккуб! Темный, оказывается, любитель музыки! Неожиданно, что и говорить.
Спустя несколько минут из-за стены полились такие заунывные, полные тоски звуки, словно в соседней комнате мучились сотни неупокоенных душ. Мне захотелось повыть на луну. И это, по словам Селены, чудесная музыка? Я старалась зажать уши, но скованные руки лишали меня этой возможности. Какое-то время спустя я устала и смирилась, но не могла не вслушиваться в жуткую музыку. Отчаяние, боль, уныние, безысходность…Постаравшись отрешиться, я начала вспоминать Первое Небо: утренние солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви моего шалаша и щекочущие щеки, библиотеку, с тихими голосами хранителей и шелестом старых страниц, мягкую улыбку Элая, которую он так часто дарил мне. Однако наполненная болью музыка оказалась сильней, смывая все солнечные воспоминания своей безысходной мелодией. Я почувствовала, что глаза предательски защипало.
Когда Бастиан закончил наконец свой концерт и появился в спальне, я являла собой жалкое зрелище, поскольку по щекам безостановочно текли слезы, а в глаза словно насыпали песка. Бастиан встал напротив меня и нахмурился.
