— Всё нормально, — заверил Герман, решив, что сестра напрасно смутилась.
— Я ему недавно звонила, — теперь голос Насти был менее радостный. — Знаю же, что это он тебя спровоцировал.
— Тебя ведь там не было, — уголки губ мужа дёрнулись в горькой ухмылке.
— Я слишком хорошо знаю Андрея и поверь, для этого мне не обязательно всегда быть рядом. Хотела поговорить с ним, выяснить, что случилось, так он… Не поверишь, просто бросил трубку.
— Он, как всегда, в своем неизменном репертуаре, — недовольно хмыкнул Герман. — Давай не будет об этом, праздник всё-таки. Инцидент исчерпан, и я не намерен к нему возвращаться.
— Хорошо, как скажешь, — тут же сдалась Настя.
Мы посидели еще немного, Герман иногда прерывался на краткие звонки своих друзей, коллег и подчиненных, которые хотели его поздравить с наступившим Новым годом. Олег вежливо вызвался отнести на кухню наши пустые чашки и остатки пирога. Горничных мы всех отпустили, поэтому теперь на пару дней были предоставлены исключительно сами себе.
— Он непростой человек, — вдруг тихонько заявила Настя, подсаживаясь ко мне, пока Герман в очередной раз отошел для поздравительного звонка.
— Давно уже поняла, — я окинула фигуру мужа кратким взглядом. — И про его отношения с братом тоже знаю.
— Это вообще отдельная история, — Настя тяжело вздохнула. — Я просто хотела сказать, что у Муси были разные женщины, но ты первая, которая лично мне, действительно, понравилась и с которой Герман наконец-то успокоился и стал тем прежним Мусей, каким я его помнила еще с детства. Нрав у него отцовский, а жалостливый и ранимый как мать. Я прекрасно понимаю, на каких условиях ты вышла за него замуж, но знаешь, — Настя накрыла мою руку своей, — иногда такие браки оказываются, куда счастливей, чем осознанно выбранные нами самостоятельно. Просто не причиняй Муси боль, он и так уже знатно натерпелся.
— Он мне рассказывал. Но если честно, со стороны Герман не похож на человека, который перенес какие-то глубокие сердечные травмы.
— О! Это он у нас умеет. Как наденет маску безразличия или какой-нибудь дикой злости, так не сдерешь уже, пока сам не захочет. И знаешь, ты ведь часть нашей семьи, так что, если Муся обидит тебя, говори мне, я тебя одну не брошу, хорошо?
— Хорошо, — я улыбнулась, потому что не улыбаться рядом с таким милым и невероятно позитивным человеком как Настя, оказалось просто невозможно. Ее светлая энергетика, будто золотистыми лучами расходилась в разные стороны, затапливая трепетным теплом все те страхи и обиды, что были во мне.
Вернулся Герман, а за ним и Олег, поэтому наш разговор с Настей тут же завершился.
— Не устала? — заботливо спросил у меня Герман, присаживаясь рядом.
— Немного, — я даже не то что бы устала, просто дико захотелось спать.
Наши небольшие, но уютные посиделки подошли к концу, поэтому мы все тихо разошлись по своим спальням, пожелав друг другу спокойной ночи.
Праздничные выходные пролетели как-то уж слишком быстро. Не хотелось думать о том, что все вот-вот разъедутся и в доме снова повиснет привычный покой. Я настолько отвыкла от постоянного общения с другими людьми, что хваталась за каждый шанс поболтать или помочь чем-нибудь, даже не задумываясь. Но время неизбежно шло вперед и перед этим древним, нерушимым законом, увы, человек бессилен.
Когда все разъехались и дверь за гостями только-только закрылась, на меня тут же обрушилась звенящая тишина, а вслед за ней загромыхали и мрачные мысли. Они были неопределёнными и чем-то напоминали дымку, вроде бы и есть, а ухватиться нельзя. Нет. Это не мысли. Кажется, подобное принято называть предчувствием.
— Не грусти, — вдруг тихо проговорил Герман и погладил меня по волосам. — Как-нибудь снова все вместе соберемся, а твои родители могут к тебе приезжать, когда угодно, ровно, как и Алина с Гришей. Надеюсь у них всё наладится, и мы уже вместе поедем отдыхать.
— Дело даже не в этом, — я вернулась в гостиную и села на диван.
— А в чем же? — Герман садиться не спешил. Стоял надо мной, смотрел так внимательно, спрятав руки в карманах домашних штанов. Красивый.
Всякий раз, когда я смотрела на своего мужа, то ловила себя на мысли, что он красивый. Сразу так стыдно становилось, будто я о чем-то неприличном думала, даже щеки краснели. Не понимаю, как так получалось, но Германа я временами, словно открывала для себя с новой стороны. Вот вроде бы он ничего такого особенного в данную минуту не делает, а у меня дух захватывает да так, что сердце потом еще долго угомониться не может. Всё барабанит и барабанит, будто с ума сошло. Кажется, я влюбилась, полюбила по-настоящему. Иначе объяснить такое поведение я не могла.
— Всё было замечательно, — медленно произношу, будто заново учусь говорить и отвожу взгляд от Германа к мирно горящему камину. — Только вот с родителями… Не знаю, как это объяснить. Как чужие стали.
— Солнце, — нежно проговорил Герман и присев рядом, уложил к себе на колени мои ноги. — Не расстраивайся. Они тебя всё так же любят.
Любят… Знал бы Герман, что мне мама говорил насчет нашего брака и моей игры в счастливую жену. Не уверена, что после этого муж продолжил убеждать меня в любви собственных родителей.
— Ты сам всё прекрасно видел. За последние три дня они тебе больше слов сказали, чем мне. С папой я вообще почти не разговаривала. А мама…
— Думаю, они просто переживают и боятся, что брошенная мной с горяча фраза, всё же осуществится. Но я не собираюсь отнимать у тебя ребенка. Мы всё уже давно разрешили и отцу я твоему об этом сказал. Но он и мать твоя будто не верят.
— Знаешь, впервые рядом с собственными родителями, я почувствовала себя чужой и одинокой.
— Не говори так, — Герман придвинулся ближе. — Просто они такие люди, устроили ребенка и не спешат о чем-либо заботиться. Зато я есть у тебя и дочка наша, разве этого мало? — муж посмотрел на меня с таким искренним сожалением и трепетом, что в груди даже кольнуло.
— Нет, этого вполне достаточно.
Постепенно прежняя рутина вернулась на свое законное место. Жизнь шла своим чередом и главное, что в этой череде больше не появлялся Саша. До определенного момента…
Учёба только-только началась, а домашним заданием уже наградили до конца семестра. Я снова посещала по расписанию своего женского врача, а в свободное время занималась уроками. Герман в привычном порядке редко появлялся дома, отдавая всего себя работе.
Временами трудно было одной ложиться спать, но я понимала, что Герман старается для меня и нашего будущего ребенка. Обычно муж приходил уже под утро в спальню, тихонько ложился рядом, осторожно обнимал, уткнувшись носом мне в шею и быстро проваливался в сон.
В общем, всё вернулось на круги своя и даже Алина уже бодрее стала. Мы часто созванивались, и я была рада слышать ее живой голос. А потом вдруг тьма поглотила весь тот свет, которым я так кропотливо окутывала себя и свою семью.
