В дом я вваливаюсь без лишних церемоний. Да и кто бы попытался меня остановить? Знакомый коридор, дверь кабинета… Валера сидит за столом в домашней одежде. Весь такой заебанный. Бедненький. Наверное, бессонница мучает?
- Здорова, - мой бас рассекает плотную тишину комнаты.
Валера, заметив меня, тут же вскочил со стула, упер руки в стол, открывая и закрывая свой рот, будто рыба. Лицо перекошено от испуга и это ненормально радует меня. Я люблю, когда меня боятся. Я еще ничего не сделал, но уже чувствую, как оппонент весь дрожит и умоляющим взглядом требует пощады.
- Кирилл? – тон его голоса подлетел вверх, делаясь каким-то неприятно писклявым, будто по стеклу чем-то острым провели.
- Вроде, еще Кирилл, – я, не спрашивая разрешения, прошел вглубь кабинета, сел на стул и закинул ноги на стол, прямо поверх каких-то бумажек, которые еще секунду назад пересматривал Валера. – Часики тикают, браток, но я что-то всё еще не вижу бабок. Может, у меня со зрением проблемы, что скажешь?
- Кирилл, я, - начал мямлить Валера, сжимая спинку своего стула.
Блятство! И вот этого червя когда-то выбрала Оксана? Трясётся весь, глядишь еще и в обморок упадет. Хотя так всегда было, когда я сюда заявлялся. И меня это бесило только больше. Неприятно осознавать то, что в прошлом любимая женщина променяла тебя на кандидатуру похуже. Это уязвляет и бьет ниже пояса.
- Разговаривать разучился? – я скрестил руки на груди.
- Нет у меня таких денег сейчас, - на выдохе ответил Валера. – Нет и им не откуда взяться.
- За целый месяц ни копейки не наскрёб? – хотя, я вопрос неправильно поставил, он и не искал. – Так значит, девка твоя у меня может остаться насовсем? – я решил зайти с немного другой стороны.
- Нет, - совсем уж вяло отвечает Валера. Бледный такой, испуганный. – У нее же учеба скоро и парень есть…
- Парень? – это слово неожиданно остро меня зацепило, я даже непроизвольно дёрнулся, будто в ребро шарахнули.
- Ну… Антон. У девочки только жизнь начинается, - Валера еще что-то там мямлил, но я нихрена не понимал.
Парень… Наверное, молодой. Ее одногодка. Именно с таким она и должна быть, а не со мной.
- Так почему же тогда не можешь собственной дочери жизнь нормальную обеспечить?
Молчит… Мог бы хоть для приличия попытаться врезать мне. Я бы всё равно удар заблокировал, но хоть капля бы уважения появилась, а так… Ссыкло.
- Значит говоришь бабок нет? – я убрал ноги со стола и поддался вперед, упирая локти в колени.
- Нет, - эхом отзывается и косится в окно, небось моих братков высматривает.
- Дам тебе последнюю попытку, - я вытащил из кипы бумаг чистый лист, взял ручку и подал Валере. – Садись, - он тут же сел, как собачонка какая-то. – Есть два выхода: ты сейчас же пишешь отказную от всего своего имущества и бизнеса в том числе, и дочка твоя сегодня же возвращается домой. Или отдаешь мне только часть своего бизнеса, а остальной долг погасишь, отдав мне Марину насовсем.
- Как это отдать? Как вещь? – в его глазах скользнуло возмущение и растерянность. – Она же всё-таки человек.
- О! Давай не будем, ладно? У нас всё еще людей свободно в рабство продают, а ты так удивляешься, будто мы живем в мире, где нет ни войн, ни насилия, ни другого подобного дерьма. Пять минут тебе даю. Время пошло, - встал и подошел к окну.
Валера с минуту просто просидел, пялясь тупым взглядом в чистый лист бумаги, но потом всё-таки начал что-то писать. Если честно, то я не мог дождаться, когда лично узнаю, каков будет выбор. Мой ультиматум жестокий, но ответ на него кажется вполне очевидным. Именно на это я и делал ставку, хотя черная сторона моей сущности уже ощущала скорый исход ситуации. Вся моя мерзость четко распознает мерзость в других людях, а сейчас всего этого дерьма в душном пространстве кабинета было с избытком.
* * *
Я не могла найти себе места. Меня всю колотило и буквально выворачивало от страха, что сейчас, в эту самую секунду Зверь калечит моего отца. Жуткие картины насилия сменялись одна за другой, вынуждая меня трястись от немого плача. Плечи сотрясало, а слёз не было. Я изгрызла весь свой палец и перебрала в голове любые известные мне молитвы, надеясь, что ничего дурного не произойдет.
Но это же Зверь… Убийца… Бандит… Один только его взгляд или кулак уже способен устрашить. Он умеет пугать, умеет пользоваться той дюжей силой, которой его наделила природа. Боже! Если до этого момента, я еще кое-как могла справляться с той волной эмоций, которая временами грозилась меня захлестнуть, то сейчас всё просто летело к чертовой матери.
Я ведь себе никогда не прощу, если с отцом что-то случится. Я же сюда по доброй воле поехала только, чтобы папу никто не тронул. А теперь всё получится так, что моя жертва окажется напрасной. Зверь просто пережует меня и выплюнет сломанную и униженную. Я не хотела, чтобы для меня, для моего отца всё закончилось именно таким образом.
Сидя у окна и сверля напряженным взглядом ворота, я прижимала к груди фотографию мамы, будто пытаясь взять от нее хотя бы чуть-чуть душевных сил, которых хватит, чтобы дождаться возвращения Зверя. А если он не придет? Он ведь раньше часто не бывал дома. Что тогда? Я с ума сойду!
Мне приходилось буквально заставлять себя верить в то, что душа Зверя еще не до конца погрязла во мраке. Хотелось надеяться, что в ней живет какое-нибудь светлое пятнышко. Но потом я отдергивала себя, понимая, что этот человек давно погряз во тьме. Не зря его глаза такие черные, а взгляд настолько колючий и вынимающий душу, отчего даже мороз по коже бегает.
Не знаю, что сейчас могло быть для меня лучшим: надеяться на благоразумие Зверя или готовить себя к очередному удару судьбы. Мне выть от нарастающей боли хотелось. Кроме отца у меня больше не осталось ни одного близкого человека. Я не могла его потерять. Это будет слишком жестоко. После гибели матери я не смогу вынести насильственной утраты еще и папы. Если Зверь всё же не сжалится над нами, я его прокляну, возненавижу и до конца своих дней буду желать ему всего самого худшего.
Вера Павловна видела, что со мной творилось, но она ничего не говорила. Впрочем, в ее утешениях я не нуждалась, мне вообще ничьи утешения не нужны были, потому что они не могли никак изменить ситуации. Единственное, что сделала экономка – молча принесла мне чашку ромашкового чая. Я тихо поблагодарила, не ожидая, что эта строгая женщина всё же решит проявить ко мне снисхождение.
За окном наступила уже ночь, чай уже выпит, а глаза жгло от недосыпа. Во двор въехал знакомый Лэнд Крузер. Увидев его, я тут же дёрнулась, будто меня током ударили, упала с подоконника, на котором всё это время неподвижно сидела и счесала себе обе коленки. Боль отрезвляла, но адреналин по-прежнему беспощадно мучал тело.
Зверь молча вошел в дом, а я, натирая коленки ладошкой, чтобы хоть чуть-чуть угомонить эту проклятую боль, впилась в лицо мужчины вопросительным, практически умоляющим взглядом. Время застыло. Мое внимание сузилось только до границ широкого крепкого тела Кирилла. Я пыталась хоть что-то уловить в его взгляде, но там была пустота, что служила некой защитой от истинных эмоций.
