Марина встала и ушла.
– Что это с ней? – изумился полковник.
– Мариша – просто молодец, – сказал Кузя, – девять баб из десяти, услышав, как их при посторонних назвали дурой, такой скандалище закатили бы! А она с достоинством удалилась, ни одного грубого слова не произнесла. Респект ей и уважуха.
– Я не обзывал Марину дурой, – возразил Дегтярев.
– Все слышали грубость, – встал на сторону Кузи Семен, – прости, Александр Михайлович, мы тебя уважаем, знаем, какой ты умный сыщик. Но сейчас совсем нехорошо получилось. Даша, ты как считаешь?
Я кивнула.
– Марина – умница. Ох, боюсь, что она примет решение, которое никого из нас не обрадует.
– Да не хамил я ей, – растерялся толстяк, – женщины от природы мыслят иначе, чем мужчины. Я всегда это при беседах учитываю. Сейчас стал объяснять Марине, какую роль ей придется исполнить при беседе с Екатериной: выглядеть надо дура дурой, приободрил: ей для этого особенно стараться не придется.
Я вскочила и побежала на второй этаж, где живет Мариша, и увидела картину, которая мне совсем не понравилась.
На кровати лежал открытый чемодан, в него комом были свалены вещи.
– Эй, эй, – испугалась я, – остановись.
Марина села в кресло.
– Дашута! Я очень надеялась, что Саша поймет: с моей стороны дружеские чувства переросли в любовь. Подозревать меня в корысти у Дегтярева нет оснований. Я хорошо зарабатываю и не нуждаюсь в спонсоре. У Александра Михайловича с деньгами намного хуже, чем у меня. Какой у него доход? Пенсия и деньги от сдачи дома, который ему сын подарил. Нормальная сумма для одинокого мужика. Но полковник не умеет финансами распоряжаться. Если ему придется жить одному, он сразу в первые дни месяца все потратит и останется с пустым кошельком. Он считает себя самым умным, вечно брюзжит, гаркает на тебя…
– А, ерунда, – отмахнулась я, – просто у него характер такой. Александр Михайлович на самом деле один из лучших в своей профессии.
– Но это не дает ему права обзывать меня дурой, – возразила Марина.
– Это недоразумение, – пробормотала я.
– Пожалуйста, замолчи, – попросила Мариша, – Саша – твой друг, который стал родственником. А я мечтала, что он на мне женится.
– У вас штампы в паспортах много лет стоят, – напомнила я.
– Брак фиктивный, – напомнила подруга, – тех, кто не разводился, второй раз не распишут. Но можно устроить свадьбу, подарить мне кольцо, белое платье. Саше это и в голову не приходит. Почему? А ему и так хорошо, зачем стараться, если я о нем все равно забочусь. Долгое время я не обращала внимания на его обидные слова в мой адрес, но сегодня полковник перешел все границы. Конец истории. Обожаю тебя, Манюню, Дунечку, Нину, Феликса, Сеню, Кузю, Леню, собак… Даже котов-бенгалов и безумного минипига полюбила. Но устала от того, что Дегтярев меня за человека не считает.
– Ты ошибаешься, – возразила я.
Марина села в кресло.
– Садимся ужинать, Феликс у тебя спрашивает: «Дашуля, положить тебе курицу?» А что я от Дегтярева слышу: «Ну-ка дай мне салат. Побыстрей. Что ты его горой наваливаешь?» Ни «спасибо» мне, ни «пожалуйста». Про ласковые слова вообще молчу. Александр Михайлович меня не любит, а я не привыкла навязываться. Вот и все. Уеду к себе. Надеюсь, ты меня из телефонной книжки не вычеркнешь.
– Стой, – скомандовала я и сказала подруге, что хотел ей объяснить полковник.
– И почему мне кажется, что ты сейчас все выдумала, чтобы меня успокоить, – усмехнулась Марина.
– Ты правда очень нужна нам всем, – заверила я, – и мы тебя очень-очень любим!
– Ладно, – после короткой паузы пробормотала моя собеседница, – пока останусь, но только из-за тебя.
Я спустилась вниз и, улыбаясь, спросила:
– Не хотите ли вкусных пирожков с мясом? Они в большом доме.
Собачкин, Кузя и Леня быстро вскочили и убежали.
– Кто дал тебе право говорить во время совещания глупости? – зашипел Дегтярев.
Я подошла к нему вплотную.
– Если тебе предложат в театре роль бесконечно тупого мужика, который не замечает, как его любят, то соглашайся, она просто для тебя создана!
– Эй, – вытаращил глаза полковник, – какая муха тебя укусила?
– Сиди молча и слушай! – велела я и стукнула кулаком по столу.
Александр Михайлович вскинул брови и вдруг сказал:
– Я весь внимание. Говори.
Глава тридцать вторая
Члены команды вернулись в офис где-то через час. Все делали вид, что ничего особенного не произошло, они просто перекусили и готовы продолжать работу. И вроде все шло нормально, но в воздухе пахло озоном. Похоже, запах грозы, которая только что блистала молниями, ощутили все, включая полковника, который, как правило, не замечает, в каком настроении находятся члены его команды. Он тихо спросил:
– Удалось найти информацию по Надежде Ворониной?
– Сведений о ней мало, – отрапортовал Кузя, – родилась в тысяча девятьсот семнадцатом году. Была прописана в селе Стройкино.
– Оно находится неподалеку от Повалкова, – оживилась я, – когда съезжаешь со скоростного шоссе на местную магистраль, через пару километров есть указатель на Стройкино.
– Воронина умерла, – продолжал Кузьмин, – дом принадлежит Потаповой Нелли Ильиничне, дочери покойной, она появилась на свет в тысяча девятьсот пятьдесят втором. Кроме девочки, у Надежды были сыновья: Михаил и Федор. Сейчас Нелли – директор сельской школы в Повалкове, ее посещают ребята из соседних деревень. О сыновьях я пока ничего не нашел, только имена узнал. Сегодня воскресенье, поэтому…
– Да ну? – удивился Сеня. – Почему-то я думал, что выходной наступит через два дня.
– У нас работа не по графику – пять рабочих дней и пара выходных, – напомнила я, – а служба ненормированная.
– В воскресенье директриса дома, – продолжал Кузя, – я поговорил с ней, она никуда не уйдет. Предупредила, что по телефону общаться не станет, только с глазу на глаз. Очень просила: если кто к ней из нас поедет, привезти большой пакет корма для кота по кличке Пушок. У Нелли ноги болят, ей тяжело в торговый центр самой ехать. Деньги она вернет.
Я встала.
– Порулю в Стройкино. Или кто-то другой хочет?
– Нет, – ответил хор голосов.
– И почему я не сомневалась, что услышу такой ответ, – вздохнула я и направилась к машине.
Когда Нелли Ильинична впустила меня на участок, мне сразу стало понятно, почему у директора школы болят ноги. Мы с ней были примерно одного роста, но вес у владелицы симпатичного дома зашкаливал, наверное, за полтора центнера. Тяжело дыша и хромая, Нелли привела меня в беседку, включила электрический самовар со словами:
