Несмотря на юбилейную суету, Николай Алексеевич успел пробежать глазами все эти документы еще утром – они появились в прессе
[517]. И невольно возникшие чувства определенного душевного дискомфорта не могли уже снять, приглушить действительно горячие, искренние поздравления, которые продолжались в юбилейном зале на протяжении почти четырех часов
[518]. Наоборот, они звучали как бы определенным диссонансом по отношению к партийно-государственному официозу.
В заключение выступил и Николай Алексеевич. «Я, – сказал, в частности, Н. А. Скрыпник, – участвовал в трех революциях. Я имел счастье работать под непосредственным руководством Ленина. Я принимал и принимаю участие в нашем социалистическом строительстве, и я уверен, что буду иметь счастье видеть построенный социализм в нашей стране. Для такого счастья стоит жить, стоит работать.
Для нашей окончательной победы я отдам все свои силы до последнего дня жизни. Да здравствует коммунизм!»
[519]
Нельзя сказать, что юбиляр был «на седьмом небе от счастья». Наоборот, чувствуется, что его что-то беспокоило, удручало. Возможно, предчувствие недоброго (и действительно – до последнего дня жизни оставалось не так уж много), а возможно, состояние дел в стране, в родной республике в частности.
Нет слов, глаз радовали леса, в которые оделась почти вся Украина, почти еженедельные сообщения о вводе в действие новостроек, начале выпуска современной продукции. А как не гордиться тем, что именно на его родной земле возводились такие гиганты индустрии, как Днепрогэс, Харьковский тракторный завод, Запорожский и Мариупольский металлургические комбинаты, какие масштабы приобрело развитие угольных шахт в Донбассе и рудных бассейнов в Кривбассе.
Однако цена, которой это достигалось, казалась просто немыслимой. Он, Николай Скрыпник, считая себя человеком прогрессивных взглядов и настроений, даже пламенным борцом за ускорение индустриализации Украины, не мог смириться с тем, что при этом должна разрушаться, гибнуть его родная, крестьянская страна. Признаков же последнего было все больше. Форсированная коллективизация, которая проводилась с 1929 г. с нарастающей жесткостью, «нажимными методами», «уничтожением кулачества как класса», привела к весьма серьезной дезорганизации сельскохозяйственного производства. Вообще-то каждый, кто хоть немного знаком с историей мировой экономики, знает, что любые реформы, не говоря уже о революции (а на селе коммунисты проводили преобразования, по масштабности и сути именно такими и считавшиеся), неотвратимо на время приводили к падению уровня общественного производства. Однако параллельно всегда пробивались тенденции, наглядно убеждающие в преимуществах новых принципов, форм хозяйствования.
Что касается колхозов, то один из основных показателей – товарность продукции, прежде всего хлеба, упала до несравненно низкого уровня. Однако государство имело возможность выгребать из коллективных кладовых столько, сколько считало нужным. И все решительнее и, видимо, бездумнее это делало. Объяснение же простое и, казалось, неоспоримо-наглядное: этого требуют нужды индустриализации, которая, в свою очередь, только и способна гарантировать необходимый уровень обороноспособности СССР – форпоста социализма в мире (И. В. Сталин доказывал: если за несколько лет не преодолеем расстояния, на которое передовые страны Запада потратили десятилетия и века, «нас сомнут»). Вот оно, такое страшное в своей примитивной простоте, воплощение формулы «цель оправдывает средства».
Николай Скрыпник, как и многие другие его современники, хорошо все это видел и понимал. А, может, и не понимал, отказывался понимать, хотя и был несравненно лучше других осведомлен о нарастании черной беды. Весной 1932 г. незасеянными осталось от 30 до 50 % хлебных полей. Затем огромный недород. Хотя все, до последнего зернышка, сдай государству – а план хлебозаготовок ни за что не выполнишь. И абстрактная (хотя на самом деле вовсе не абстрактная) сила (государство) того «не понимала» и через своих конкретных служителей (от комиссии Вячеслава Молотова и «специалиста» в украинских делах Лазаря Кагановича до районных «уполномоченных» и рядовых милиционеров) методично «выбивала» план. А в битвах, как водится, всегда есть жертвы. Ею и стало крестьянство – основа нации, ее кормилец. На селе начался голод, который с каждой неделей набирал ужасающие размеры, хотя И. В. Сталин, его окружение пытались скрыть правду за кощунственными эвфемизмами вроде «прорыва в сельском хозяйстве» или «продовольственных трудностей».
Не в состоянии были и специальные заслоны на дорогах и железнодорожных станциях перекрыть пути всем, кто стремился спастись от голодной смерти: беженцы преодолевали препятствия и рассказывали, что происходит в деревне.
Надо давать всему этому какие-то объяснения. И они были изобретены по проверенным уже рецептам: в марте 1933 г. ОГПУ СССР объявило о разоблачении «контрреволюционной вредительской организации в некоторых органах наркомзема и наркомсовхозов, главным образом в сельскохозяйственных районах Украины, Северного Кавказа, Белоруссии». В апреле 1933 г. ГПУ УССР раскрыло так называемый «украинский филиал» этого мнимого «вредительства»
[520].
Однако у тех, кто стоял за кулисами событий, у зловещих режиссеров трагедии фантазия все время рождала новые сценарии. Один из них заключался в том, чего никак не могло постичь скрыпниковское воображение, – в поиске основных виновников беды среди национальных патриотов и направлении первого удара в его, Скрыпника, сторону.
* * *
Наступление на украинизацию, на украинское национальное возрождение совсем не случайно совпало с апогеем голода в республике.
Весьма выразительно суть изобретенного иезуитского подхода (сталинское авторство угадывалось без особого усилия, хотя конкретный вариант в угоду «вождю народов» мог предложить и кто-то из ретивого окружения) выразил в докладе на собрании партийного актива в Харькове в июле 1933 г. тогдашний секретарь ЦК КП(б)У по вопросам идеологии Н. Н. Попов: «…Когда мы теперь говорим о ликвидации отставания Украины в области сельского хозяйства, о разгроме остатков классового врага, пролезшего в наши организации, – эти задачи нельзя решить без решительного исправления ошибок, допущенных в национальном вопросе»
[521].
Такой подход к тому времени был уже «испытанным методом». Впервые к нему широко прибегли в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области» от 14 декабря 1932 г. Оно было снабжено грифами «Совершенно секретно. Не для печати» и 18 декабря направлено М. М. Хатаевичем (тогда вторым секретарем ЦК КП(б)У) для ознакомления членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК КП(б)У. Есть, конечно, среди адресатов и имя Николая Скрыпника
[522].
