После этого пленума Николаю Алексеевичу Скрыпнику было поставлено ультимативное требование – составить покаянный документ с признанием своих ошибок. На четырех (!) заседаниях Политбюро ЦК КП(б)У рассматривались написанные им объяснения – и каждый раз признавались неудовлетворительными.
Однако, думается, что и не в них заключалась дело. Ни один текст, никакие доводы не удовлетворили бы новоявленных Понтиев Пилатов – тех, кто откровенно, цинично издевался над интеллигентным, разумным, воспитанным человеком, еще недавно так подчеркнуто уважаемым ими же. Вот хроника этого безумия скупым языком документов (может, и лучше, что стенограммы заседаний Политбюро ЦК КП(б)У не велись, хотя и от протокольных записей становится жутко):
17 июня 1933 г. (протокол № 117). «О статье т. Скрыпника.
Считать документ, написанный т. Скрыпником с признанием своих ошибок, совершенно неудовлетворительным.
Предложить т. Скрыпнику основательно переработать этот документ, с тем чтобы через 7 дней обсудить на ПБ»
[608].
26 июня 1933 г. (протокол № 118). «О статье т. Скрыпника.
Считать нужным, чтобы т. Скрыпник написал небольшое письмо – страниц на 10–12, в котором он должен осветить свои основные ошибки.
Предложить т. Скрыпнику подать это письмо на ПБ в 3-дневный срок»
[609].
5 июля 1933 г. (протокол № 120) «О документе тов. Скрыпника.
1. Оставить срок созыва актива Харьковской организации – 7.VII.
2. Последний раз предложить т. Скрыпнику к вечеру завтрашнего дня подать ПБ короткое письмо с признанием своих ошибок и решительной полной их критикой, для опубликования в прессе, положив в основу его – положение, выдвинутое тов. Постышевым. Письмо обсудить на ПБ 7.VII. – (утром).
3. Признать выпад т. Скрыпника на заседании ПБ против т. Хвыли – совершенно недопустимым»
[610].
7 июля 1933 г. (протокол № 21). «О документе тов. Скрыпника.
Ввиду того:
1. Что тов. Скрыпник не выполнил взятого на себя обязательства, представить в ЦК короткое письмо с признанием своих ошибок и решительной полной их критикой для опубликования в прессе.
2. Что представленный им документ не отвечает требованиям и игнорирует ряд данных т. Скрыпнику ЦК указаний – признать необходимым вывести тов. Скрыпника из Политбюро ЦК КП(б)У. Поставить это постановление на утверждение пленума ЦК КП(б)У и ЦК ВКП(б)»
[611].
В чем «каялся» ответственный, авторитетный, многоопытный партиец и почему его «раскаяние» не устраивало тогдашних членов Политбюро ЦК КП(б)У? Чтобы разобраться в этом, можно обратиться к отрывку одного из вариантов его письма: «Мои ошибки, имевшие троцкистский и националистический характер, переросли в примиренчество к националистическим уклонам и к национализму, исходили из отступления от ленинской методологии и были извращением, искривлением ленинской теории, вооружали читателей и прежде всего нашу молодежь не в ленинском духе, перешли на практике в снижение большевистской бдительности и примиренчество к враждебным националистическим элементам, составляли для них благоприятную, примиренческую атмосферу, которую использовали враги советской власти, контрреволюционеры, двурушники, предатели. За эти ошибки и за их теоретические, практические и политические последствия я несу полную ответственность перед партией. Критика моих ошибок есть необходимое условие для осуществления всех задач партии, стоящих перед нами и прежде всего в области идеологической и культурной. Мои ошибки дали различным врагам, как зарубежным, так и в стране, основания ссылаться на мои мысли и заявления, чтобы использовать их как оружие против партии, ее генеральной линии. С негодованием и презрением отсекая все эти тянущиеся ко мне и к моим выступлениям враждебные националистические замыслы, которые хотят противопоставить меня целой большевистской партии, членом которой я горд быть и задачи которой являются моими, я заявляю, что непримиримая большевистская критика моих ошибок, которую дает сейчас наша партийная организация столицы Украины и целая партия, является не только необходимым условием для исправления и преодоления вредных последствий моих ошибок, но есть большевистским классовым влиянием, чтобы помочь мне эти ошибки исправить и идти дальше большевицким путем»
[612].
Трудно представить, что еще, каких самоунижений требовали от старого большевика, который, без преувеличения, всю жизнь отдал партии? Обратим внимание и на то, что, по словам Г. И. Петровского, «до того, как товарищ Постышев разоблачил Скрыпника в своей речи, ЦК ставил на закрытых заседаниях ПБ вопрос об ошибках Скрыпника и предлагал ему исправить все его теоретические исторические произведения. В первое время товарищ Шлихтер вел с ним споры, затем товарищ Любченко, потом целый ряд других товарищей… Товарищ Косиор затем выступил на ПБ с большим докладом против Скрыпника… А все-таки к корню мы не добрались. Щадили Скрыпника…»
[613]
Ужас обнимает, когда читаешь эти строки. Каким же немыслимым извращениям, сногсшибательным трансформациям следовало подвергнуть деловые и человеческие отношения, чтобы собственные антигуманные, морально сомнительные действия предлагать как «щадящие» по отношению к своему неправедно затравленному товарищу по партии, государственной работе.
От природы гордый, с независимым, непокорным нравом, Николай Скрыпник тяжело переживал резкое изменение отношения к себе партийного окружения. Новая общественная атмосфера обнаружила истинную цену многих из вчерашних коллег, вызвала гнетущее чувство огорчения, разочарования.
Однако совсем невыносимым было то, что борьба против Николая Алексеевича была выведена за внутрипартийные рамки, ей сознательно придавались общенациональные масштабы и звучание. Особенно наглядно это видно из публикаций в газете «Известия ВУЦИК».
Правда, советский официоз обнародовал информацию с некоторыми, иногда – существенными, интервалами после ее появления или устного сообщения.
21 июня 1933 г. «Известия» опубликовали цитату (не очень яркую и довольно путаную) из речи председателя Президиума ВУЦИК Г. И. Петровского, произнесенную 19 мая на заседании Секретариата ВУЦИК. В ней говорилось, что Наркомпрос «наделал очень много грубых ошибок». 22 июня газета напечатала цитировавшуюся выше речь П. П. Постышева на пленуме ЦК КП(б)У 10 июня. 30 июня «Известия» напечатали обширную информацию о собрании, посвященном ситуации на «языковом фронте». Достаточно многолюдное собрание творческой интеллигенции Харькова проходило 27 июня в доме работников образования. На нем выступил А. А. Хвыля с довольно резкими нападками на Н. А. Скрыпника за «вредительство на языковом фронте», за стремление Наркомпроса и Института научного языка при ВУАН «отдалить украинскую культуру от братской русской», создать «искусственную отчужденность между ними».
