3 апреля на заседании Совнаркома члены Чрезвычайного посольства огласили декларацию о вынужденном условиями Брестского мира разрыве федеративных связей с Советской Россией и провозглашении Украины самостоятельной республикой. В декларации говорилось, что украинский народ не смирится с оккупацией и будет продолжать борьбу против австро-немецких захватчиков и внутренней контрреволюции, за восстановление власти Советов в Украине и укрепление братских связей с Советской Россией. Совнарком РСФСР принял декларацию к сведению и в специальной резолюции (автор Г. В. Чичерин) выразил «свое восторженное сочувствие героической борьбе трудящихся и эксплуатируемых масс Украины, которые в настоящее время являются одним из передовых отрядов всемирной социальной революции»
[93].
Хорошо известно, что международные отношения, дипломатическая практика всегда имели и имеют не только парадную, показную сторону. За официальным фасадом часто скрываются и немалые противоречия, проблемы, которые порой принимают достаточно острые формы, требуют немалых усилий для согласования, сопровождаются усложнениями личностных отношений. Не обошлось без неприятностей и в данном случае.
Параллельно с громкими декларациями все острее проявлялись конфликтные, в чем-то даже скандальные тенденции в отношениях между должностными лицами УССР и РСФСР. Дело заключалось в том, что, эвакуируясь из Украины, Народный секретариат вывозил определенный объем ценностей, и еще до прибытия Чрезвычайного посольства в Москву уполномоченные правительством лица начали сдавать ценные бумаги и вещи в Государственный банк России, другие учреждения столицы РСФСР. Однако в первый же день пребывания в Москве Н. А. Скрыпник, его коллеги поняли, что практического доступа к достояниям Украины они в дальнейшем иметь не будут. Возникали проблемы и относительно судьбы банковских кредитных билетов, выпущенных в свое время Центральной радой. Ведь подписанный РСФСР Брестский мир можно было истолковать и таким образом, что использование упомянутых ценных бумаг в финансовых операциях РСФСР воспринималось бы как опосредованная недружественная акция касательно Украины, то есть как нарушение взятых на себя Россией обязательств.
Поэтому уже 1 апреля 1918 г. Н. А. Скрыпник собственноручно написал три официальных документа о необходимости прекращения сдачи ценностей, привезенных из Екатеринослава, и возвращение их, как и тех, которые уже были приняты Московской конторой госбанка в Таганроге, в распоряжение Народного секретариата Украины
[94]. Тогда же было положено начало интенсивной переписке с И. В. Сталиным, Г. В. Чичериным, Л. М. Караханом (член Коллегии иностранных дел РСФСР), однако московские правительственные чиновники не хотели принимать представителей Украины, под разными предлогами затягивали с решением вопросов, которые выдвигала украинская сторона
[95].
Аргументы, к которым прибегала российская сторона, – будто бы екатеринославские ценности зачисляются в качестве возмещения выделенных ранее Советской Украине кредитов, – Н. А. Скрыпник и его коллеги считали безосновательными. Поэтому ответственным лицам, которые сопровождали ценности из Украины, было отдано распоряжение прекратить их сдачу в банки Москвы и под охраной вернуть в Таганрог
[96]. А в соответствующем обращении к СНК, рядом с необходимыми для такого рода документов дипломатическими атрибутами (заверениям в уважении, дружбе и т. д.), находился и довольно резкий элемент – подтверждение позиций о возвращении сданных ценностей, а также то, что данная просьба не означает «нашего примирения с недопустимым затягиванием общего возврата Народному Секретариату всех эвакуированных ценностей»
[97].
Тогда же была подготовлена доверенность на имя члена посольства народного секретаря М. Е. Врублевского «получить от правительства Российской Федерации ценности, эвакуированные из Украины, полностью или частично»
[98].
Последний из обнаруженных документов по данному вопросу датирован 6 апреля 1918 г. Это еще одно обращение к правительству Российской Федерации за подписью председателя Народного секретариата Украинской Советской Республики и ряда народных секретарей. В нем сконцентрирована сущность коллизии, приобретшая к тому времени весьма неприглядный вид: «Из-за наступления немецких войск, ценности, которые находятся в распоряжении Народного Секретариата Украинской Советской Республики, были эвакуированы в разные отделения Государственного банка (в Москву, Самару, Саратов, а также в Нижний Новгород и Воронеж). Ценности эти были эвакуированы из Киева, Полтавы, Екатеринослава, Харькова и других городов Украины. В числе ценностей находятся: кредитные билеты, выпущенные Центральной Радой, казначейские обязательства, местные торгово-промышленные обязательства и векселя, кредитные билеты и т. д. Сданы они были в Государственный банк под самыми разными формами: как такие, которые находятся в распоряжении Народного Секретариата или Центр. Исп. Ком., или отдельных советов Украины, или даже просто как эвакуированные из отделений Гос. Банка на Украине.
Посредством следующих переговоров Совета Народных Комиссаров с Центральной Радой эти ценности, являющиеся достоянием трудящихся масс Украины и временно находящиеся на хранении в Гос. Банке Российской Федерации, могут стать предметом посягательств контрреволюционной Рады; тогда как они нужны для дела борьбы украинских трудящихся масс. В частности, т. н. рубли могут быть аннулированы Центральной Радой: потерять свою ценность.
Поэтому просим Совет Народных Комиссаров Российской Федерации сделать общее распоряжение о немедленной выдаче Народному Секретариату Советской Украинской Республики ценностей, эвакуированных из Украины в Россию»
[99].
С этой ситуацией переплелось событие, которое, с одной стороны, высветило истинное отношение тогдашнего наркома по делам национальностей, а впоследствии высшего руководителя партии и государства И. В. Сталина к Украине, ее суверенитету, ее полномочным представителям, а с другой, многое определило в его будущих личных отношениях с одним из самых талантливых деятелей Украины тех лет – Н. А. Скрыпником.
4 апреля 1918 г. председатель ЦИК Советов Украины В. П. Затонский имел разговор по прямому проводу с И. В. Сталиным
[100]. Позже он пытался доказывать, что разговор носил частный характер и имел целью просто передать Н. А. Скрыпнику, с которым вроде бы не было возможности связаться, новейшую информацию о событиях в районе Ростова – Таганрога, о настроениях партийных, советских, военных работников, намерениях активизировать совместную борьбу по отпору австро-немецким оккупантам, планах прибегнуть с этой целью к ряду организационно-технических и военных мероприятий
[101].
