Так случилось, что во время руководства Н. А. Скрыпником Наркоматом внутренних дел из-под контроля ведомства в январе 1922 г. были выведены места лишения свободы и переданы министерству юстиции
[284]. В ноябре-декабре того же года произошел обратный процесс
[285]. Так что Николаю Алексеевичу этой сферой деятельности пришлось заниматься недолго. Напротив, по инициативе наркома юстиции 7 июля 1922 г. было решено создать при Наркомате юстиции «Стол помилования». Соответствующие документы должны были готовиться в комиссариате и выноситься на заседание ВУЦИК; в рассмотрении дел должен был участвовать наркомюст как член Президиума ВУЦИК. Было предложено составить президиум (комиссию) в составе из трех человек: председатель и два члена (1 из них – обязательно нарком юстиции). В случае особого мнения одного из членов вопрос должен был переноситься на заседание Большого президиума ВУЦВК
[286].
Кстати, Николай Скрыпник принадлежал к числу тех деятелей, которые всегда имели собственное мнение практически по каждому вопросу, решительно его отстаивали. Когда он оставался в меньшинстве на заседаниях ВУЦИК или СНК, постоянным членом которых был в течение многих лет, настаивал, чтобы в протокол обязательно записывалось его, Н. А. Скрыпника, «особое мнение»
[287]. В этом, пожалуй, с Николаем Алексеевичем вообще никто не мог сравниться. Очевидно, это было одной из причин, почему коллеги считали Николая Алексеевича не только кристально честным, бескомпромиссным, предельно принципиальным, но и побаивались его, относя к тем личностям, общаться, а тем более дружить с которыми – очень-очень непросто, даже «неудобно».
Правда, на авторитете наркома, отношении к нему как к высокому профессионалу это почти не сказывалось. Подтверждением может служить введение его в состав «Центральной комиссии по Красной Армии», которую возглавлял председатель правительства Х. Г. Раковский, назначение председателем комиссии по изъятию церковных ценностей
[288].
В конце июля 1922 г. в СНК сложилась ситуация, при которой Н. А. Скрыпнику снова временно доверили исполнять обязанности заместителя председателя правительства и вести его заседания. 25 июля Николай Алексеевич участвовал в заседании СНК, председательствовал, подписал оригинал и копию протокола, принятые документы
[289].
Ясность в ситуацию внес Президиум ВУЦИК, который на своем заседании 28 июля возбудил вопрос «О заместителе Председателя Совнаркома и УЭС (Украинское Экономическое Совещание. – В. С.) на время отъезда т. Раковского» и решил: «На время отъезда т. Раковского заместителем Председателя Совнаркома и УЭС утвердить т. Скрыпника». Документ подписали председатель Президиума ВУЦИК Г. И. Петровский и секретарь ВУЦИК В. Е. Ермощенко
[290].
Некоторое время Николай Скрыпник исполнял определенные ему обязанности
[291]. Однако уже 15 августа 1922 г. на заседании СНК рассматривается вопрос о предоставлении Скрыпнику полуторамесячного отпуска и принимается решение: «Из-за отъезда в отпуск тов. Скрыпника ходатайствовать перед Президиумом ВУЦИК о назначении тов. Ксандрова Зампредсовнаркома и ЗампредУЭС до возвращения тов. Раковского»
[292].
В дальнейшем, вплоть до февраля 1933 г., ситуаций с назначением Н. А. Скрыпника на должности выше наркомовских не возникало.
Между тем в правозащитной области сфера его деятельности существенно расширилась. На основании протокольного постановления ВУЦИК от 31 января 1923 г. и приказа по прокуратуре УССР от 3 февраля того же года Николая Алексеевича утвердили Генеральным прокурором республики
[293].
На этом посту Николай Скрыпник постоянно держал под контролем вопрос о совершенствовании прокурорского надзора за органами следствия и дознания в УССР. Как свидетельствуют архивные фонды комиссариата юстиции, это делалось очень предметно, последовательно, даже настойчиво. Наркомюст и Генеральный прокурор часто «снисходил» до рассмотрения очень конкретных, «земных» дел и документов, лично их корректировал и подписывал
[294]. Среди различных циркуляров, распоряжений, которые направлялись на места, немало подписанных Н. А. Скрыпником – Генеральным прокурором республики. Направлены они были на улучшение работы, на исключение параллелизма в деятельности родственных служб, на уменьшение бюрократических проволочек, увеличение оперативности
[295].
Николай Алексеевич считал необходимым, чтобы контроль со стороны Наркомата юстиции по подведомственными учреждениями в губерниях был систематическим и конкретным, в частности чтобы местные суды и прокуратуры, по крайней мере на губернском уровне, обследовались ежегодно.
Как Генеральный прокурор республики, Скрыпник считал нужным действовать, руководствуясь, конечно, в первую очередь буквой закона, однако в то же время постоянно имея в виду защиту интересов трудовых слоев. Так, он внес протест против решения Харьковского губисполкома о повышении квартирной платы. Главное в аргументах Генерального прокурора состояло в дифференцированном подходе к различным категориям населения, заботе о том, чтобы от необоснованных экономических решений не пострадали малоимущие. Здесь же Генеральный прокурор допускал и даже вполне оправдывал, чтобы нетрудовые элементы, владельцы несли относительно большую экономическую нагрузку
[296].
Позиция Наркомюста и Генерального прокурора, очевидно, была одной из причин того, что рабочих и крестьян за совершенные преступления наказывали в 2,5 раза легче, чем за аналогичные поступки интеллигенцию. Это официально признавалось даже в отчете НКЮ за 1923–1924 операционный год, когда авторы обращались к сравнению частоты применения одной и той же меры наказания (высшей степени) к различным категориям (а между тем преступлений рабочими и крестьянами осуществлено было в 3 раза больше, чем интеллигентами)
[297].
