Абстрактно верную, логичную точку зрения украинский делегат подкрепил ссылкой на глубокую обеспокоенность «сменовеховскими» тенденциями в области национальной политики, которые, с его точки зрения, все больше давали себя знать после окончания Гражданской войны. Их суть Николай Алексеевич видел в постепенном свертывании прав суверенных республик, возникших в результате революционных сдвигов, и стремлении значительного количества не только государственных, но и партийных органов к культивированию центристских начал в межнациональных отношениях. «Происходящее в настоящее время движение сменовеховцев и интеллигенции по данному вопросу своих вех не сменяет, – утверждал Скрыпник. – Единая и неделимая Россия – бывший лозунг деникинцев и врангелевцев – является в настоящее время лозунгом всех этих сменовеховцев… Нам нужно признать, что они не только думают и говорят об этом, но стремятся проводить это и на практике… Мы замечаем весьма много фактов и явлений, когда на практике линия советских аппаратов совсем иная, нежели та линия, которую дает наша партия»
[340].
В доказательство украинский посланец привел пример, когда начало безосновательно меняться отношение к резолюции VIII Всероссийской конференции РКП(б) «О Советской власти на Украине», когда в советских аппаратах стали действовать фактически по лозунгу, близкому к лозунгу единой и неделимой России. «Мы ничего общего не можем иметь с этим лозунгом. Только ненависть и презрение может вызвать прежняя старая царская Россия. Новая свободная рабоче-крестьянская Россия, иное объединение трудящихся – является нашим путем»
[341].
Причем Н. А. Скрыпник настаивал на том, что имеет место проявление довольно-таки устойчивой тенденции и относительно Украины и относительно других республик. «Имеется тенденция, – говорил он, – к ликвидации той государственности рабочих и крестьян, которая добыта силою рабочих и крестьян этой страны. Вопрос о ликвидации рабоче-крестьянской государственности Украины также ставится здесь отдельными сторонниками сменовеховцев»
[342].
Характерно, как в данном случае многоопытный политик апеллировал к авторитету Ленина. Хотя стенограмма, очевидно, и несовершенна, а выступал Николай Алексеевич явно не по заготовленному тексту, интуитивно можно допустить, что в данном случае акценты расставлены именно в духе скрыпниковских настроений. Николай Алексеевич сказал: «Вот почему для меня имеет некоторое показательное значение мимоходом брошенное заявление т. Ленина, что Украина, между прочим и к счастью, есть самостоятельное государство. Товарищи, это мимоходом брошенное замечание разрешает жизненный вопрос… И необходимо поэтому принять заявление т. Ленина как имеющее политическое значение в смысле отмежевания нашей партии от этих сменовеховских настроений»
[343].
Как видно, Н. А. Скрыпник использовал ленинские слова в качестве весомого аргумента в полемике с А. А. Лозовским и Г. Л. Пятаковым, но использовал так, что не заметить критического упрека и в адрес Ленина тоже никак нельзя.
В том же выступлении, отвечая на реплику А. А. Лозовского, а также на выступление Г. Л. Пятакова, он вспомнил и о решении майского (1918 г.) Пленума ЦК РКП(б) о создании КП(б)У. Опять приходится говорить и о качестве стенограммы, и о явном возбужденном состоянии выступавшего, что сделало его речь весьма сумбурной.
Во-первых, Н. А. Скрыпник из двух постановлений ЦК вспомнил только одно – о создании отдельной КП(б)У и ее самостоятельном вхождении в III Интернационал (второе постановление, как известно, не для печати – предусматривало образование КП(б)У как составляющей части РКП(б), как ее областной организации).
Во-вторых, данное постановление не было выполнено – и съезд КП(б)У (и это также известно) предпочел принципы, зафиксированные во втором постановлении, с чем в ходе дебатов согласился и сам Скрыпник.
В-третьих, выбрав, пожалуй, экспромтом, «на ходу» данный пример, Николай Алексеевич пытался с его помощью доказать, что раз и навсегда принятых решений не бывает, а на вопрос Пятакова: «А вы поверили или не поверили резолюции ЦК?» – ответил: «…Резолюция ЦК в то время имела значение, и ей надо было верить, но она перестала иметь значение через полчаса»
[344]. И логикой этого примера он вроде противоречил сам себе, когда несколько раз в течение выступления настаивал: «Речь идет о том, чтобы не дать возможности линию, намеченную партией, изменять на практике иноклассовым элементам, работающим в советском аппарате. Есть ли это, или нет? Я бы хотел выслушать заявление товарищей, которые говорят, что этого нет. Это есть, к сожалению, и нам необходимо в данном случае сказать, чтобы резолюция, принимаемая ЦК нашей партии, не уподоблялась тем декретам, о которых говорил т. Ленин и которые мы принимали зачастую для того, чтобы показать, чего мы желали бы. Мы принимали для этой цели резолюции. Это были декларации. Но резолюции нашей партии, партийных съездов и конференций мы принимаем не в качестве деклараций, а в качестве директивы, которая обязывает и каждую партийную организацию, и каждого члена партии, и ЦК строго следовать этой директиве всерьез и надолго… Мы должны требовать от ЦК, от каждого члена нашей партии и члена ЦК, чтобы директивы исполнялись»
[345].
Но, думается, главными для украинского делегата в данном случае были два момента. Во-первых, он еще раз нашел повод напомнить, что в 1918 г. принципиальное решение ЦК о самостоятельности КП(б)У принималось с учетом существования независимого украинского государства. И, во-вторых, опять же, в политической полемике он брал себе в союзники В. И. Ленина, хотя и давал понять, что позиция вождя партии, при условии колебания определенной ее части, могла бы быть и более определенной («т. Ленин сопроводил данное заявление, а т. Лозовский комментировал иным образом. Тов. Ленин говорит: “Наша партия одна”, а Лозовский комментирует: “Единая неделимая РКП”»)
[346].
Ссылкой на ленинские декреты первых месяцев Советской власти как прежде всего пропагандистских документов, от которых должны существенно отличаться решения партии, особенно ее высших форумов, Николай Алексеевич недвусмысленно усиливал критическую окраску выступления в адрес руководства РКП(б).
Таким образом, всегда искренне заявляя о том, что единственно верной национальной политикой является ленинская политика, доказывая, что именно она должна воплощаться в жизнь в полном объеме, без каких-либо исключений, Скрыпник не мог простить даже Ленину, когда последний, по его мнению, не проявлял необходимой четкости и настойчивости в осуществлении важнейших партийных решений.
