С некоторым трудом я повернулся. Ясно. НП, который мы должны прикрывать, больше не существовал. Прямое попадание. Вот балками и битым кирпичом нас и засыпало. Кстати, мои разведчики, после того как я крикнул, хоть и были, в общем, далеко, но еще и рванули в стороны. Им тоже досталось от битого кирпича, который летел сверху, но самую малость. За боем они по-прежнему больше наблюдали, поэтому и заметили, как шевельнулась груда земли и камней над нами. Начали раскидывать завал, наткнулись на кусок бетонного столба и выкинули его наружу. Потом дело пошло быстрее, и нас откопали.
– Спасибо, братишки. Я теперь ваш должник.
Иванов кивнул:
– Успеем рассчитаться, сержант, война не завтра кончится.
Я немного пришел в себя. Голова больше не кружилась, со зрением все в норме, да и стою вроде бы крепко. Еще раз осмотрелся, убедился, что немцы откатываются, и присел перед медсестричкой.
– Вы в порядке? Я не сильно вас ушиб, когда бросил на дно?
Она подняла заплаканные глаза. Попыталась вытереть их рукавом, но заметила, насколько он грязный, и достала из кармана платок. Утерлась и посмотрела на меня. С вызовом, вот же гордячка неугомонная.
– Со мной все хорошо. И спасибо.
Тут Анна взглянула на погибшего моряка, и глаза опять наполнились слезами. Кравцов наклонился и прикрыл его лицо бескозыркой. Она вздохнула.
– Митю жалко. Он так пел красиво, хотел после войны в консерваторию поступать.
– Вы его хорошо знали?
– Да нет, не очень. В десант шли, рядом оказались. Их отделение назначили нам в помощь. Я же никогда до этого в море не была, а тут темно, тесно, вода вокруг плещет. Так он мне всю дорогу пел. И простые песни, и арии из оперы. Красиво пел.
– Война почему-то всегда забирает самых талантливых. Нам один, – я чуть не сказал ветеран, вовремя спохватился, – военный говорил.
Она кивнула и попыталась встать. Я подал ей руку.
– Мне надо идти, раненых, должно быть, много.
Я молча наклонил голову, прощаясь. Она сделала шаг и оглянулась:
– Меня Анной зовут. – Засмеялась. – Можно Анкой.
Я засмеялся в ответ, увидев выражение лиц своих ребят за ее спиной:
– Сергей. Можно Юл.
Анка даже развернулась ко мне:
– Почему «Юл»?
И я повторил с детства запомнившиеся слова:
– Это с детства так пошло: с одной стороны, я как Юлий Цезарь – умею делать много дел одновременно. Но с другой, как юла – постоянно верчусь. Потому и «Юл».
Девушка снова рассмеялась, махнула мне рукой и торопливо пошла по траншее. Едва она скрылась за поворотом, мои бойцы развели руками в комичном восторге.
– Ну, командир, ты даешь. Пять минут сверху повалялся, и она для тебя уже Анка. А «Русу» чуть по физиономии не дала, когда он ее так назвал.
– «Рус» – это Русаков?
– Да.
– А какие позывные у вас?
– Я – «Иван», а Серега – «Федот».
– А Петро?
– А сам догадаешься, командир?
Я припомнил круглолицего парня, его мягкий говор. Казак? Слишком просто. Я почему-то вспомнил «Запорожца за Дунаем». А, между нами, позывные они ведь тут придумывали?
– «Турок»?
Лица у ребят вытянулись. Угадал!
– Командир, тебе кто-то сказал. Не мог ты сам догадаться. Никто не угадывает. Мы столько курева на этом выиграли!
– Нет, парни, никто мне не говорил. Просто логика.
– Тогда объясни, как догадался.
Пришлось привести всю цепочку рассуждений. Бойцы впечатлились. А я задумался. Прикрывать тут больше нечего, значит, надо идти к Ольшанскому. Или присоединимся к Русу и Турку, или получим другое распоряжение. Правда, подразделения в траншеях понесли серьезные потери, но тем более нужно получить новые указания. Немцы пока молчат, значит, двигаем. Из-за поворота показались бойцы с носилками, наверное, за телом. Мы еще раз взглянули на парня, который хотел стать оперным певцом, а теперь лежит здесь, не сговариваясь, отдали ему честь и пошли к командному пункту.
Потери во взводах действительно были большие. После короткого раздумья командир роты отправил нас обратно на позиции. Да, ночью нужно сходить на ту сторону, осмотреться. Для Ольшанского было ясно, почему немцы так упорно пытаются нас отбросить – нефть. И не только запасы в порту, но и возможность ее доставки от союзников и «нейтралов». Потерять Констанцу для них еще не смерть, но уже инвалидность.
Первое, что мы сделали в траншее, это обзавелись карабинами. Мои бойцы предпочли «СКС», а я разжился «СВТ». Для тех, кто понимает – отличная штука. Немного капризная, есть такое, зато мощная, и перезаряжать быстро. Хотя вон Рус магазин симоновского карабина заряжает из обоймы за несколько секунд. Я распределил бойцов по нашему участку обороны, назначил сектора стрельбы. Наметил для себя ориентиры и даже нарисовал карточку огня. А немцы все молчали.
Чуть раньше я подобрал на дне окопа одну железяку. Явная самоделка, но неплохо обработанная под нож. Представлял он собой сплошную пластину с накладками в качестве рукоятки. Их я сковырнул своей финкой. Получился хотя и примитивный, но в целом неплохой метательный нож. Что-то дернуло меня поинтересоваться у Иванова, нет ли в его хозяйстве напильника. И он был. Так что сейчас я развлекался, обрабатывая новую игрушку.
В 14.00 немцы очухались. Или им откуда-то сверху прилетело по самое не хочу. Но теперь они перли вперед как наскипидаренные. Обстрел, бомбежка, танки, пехота – все смешалось. Атаки не прекращались ни на минуту. Это я раньше считал, что они с цепи сорвались? Тьфу на меня. Три раза. Дым от горящих танков уже накрыл траншею. Трупов перед нами столько, что будь сейчас лето – этого бы хватило, чтобы мы тут от вони сами передохли. А они лезут.
Трижды нас выручал огонь с линкора и эсминцев. Оставив в дозоре только «Смышленого», «Сообразительный» и «Железняков» встали на якоря почти на траверзе уничтоженной батареи «Тирпиц» и вели огонь по скоплению живой силы и техники немцев. Трижды им пришлось отбиваться от пикировщиков, но они продолжали поддерживать десант. И все-таки немцы с каждой новой атакой подбирались все ближе и ближе.
Мы уже давно отложили в сторону карабины, дистанция стала в самый раз для автоматов. Из гранат у меня остались только четыре эфки, фрицевские колотушки я уже истратил. От непрерывной стрельбы «MP-40» раскалился и стал плеваться, что вообще труднодостижимо. За это время всех моих ребят пусть легко, но задело. Кого пулей, кого осколком. Мне самому дважды прилетало в голову, но каска спасала. Что творилось на других участках – не знаю, но рота держалась. В 19.10, когда начало темнеть, немцы снова ворвались в траншеи.
Я отбросил автомат и вытащил пистолет. В магазине двенадцать патронов, потом придет очередь ножа. Успел сделать семь выстрелов и застрелить четверых, когда патрон заклинило. Пока я передергивал затвор, мимо пролетел Рус с лопаткой в руке. Откуда он ее взял, на поясе у него не было? Я только начал поворачиваться, когда раздался душераздирающий вопль. Орал немец, которому разведчик почти начисто отрубил руку тесаком.
