– Спасибо. Что с отделением?
– Трое ранены, одного отправил их сопровождать. Скоро вернется. И, товарищ лейтенант, вот.
Я положил на стол солдатские книжки нескольких немцев. Немецкого я не знаю, только английский и испанский, так что прочитать не могу. Может, командир сможет что-то определить?
Может, и еще как. Майор, увидев документы, моментально проснулся:
– Откуда это, сержант?
– С трупов. Я руну «СС» на воротнике заметил, забрал документы, и еще у них эмблема, ну, орел этот, не на груди, а на рукаве. Но там не только эсэсовцы, там из нескольких частей.
– А у эсэсовца черная лента на рукаве была?
– Была.
Я указал на ленту, лежащую под документами. Ольшанский спохватился:
– Сержант Яковлев, командир отделения разведки. Только, похоже, без отделения. А это майор Митин, начальник разведки.
Майор держал в руках развернутую солдатскую книжку и ленту.
– Это части моторизованной дивизии «СС» «Райх». А вот тут указано, что она не моторизованная, а танковая. И, кроме того, по нашим данным, она должна быть в Югославии. Там для них знакомые места. Возникает вопрос: что дивизия делает здесь и с каких пор она танковая?
И опять мой язык впереди головы:
– И даже в этом случае танков здесь слишком много!
Слава богу, он не уточнил, откуда я знаю, что их должно быть меньше. Наоборот, практически похвалил:
– Правильно, сержант. Вот и надо выяснить, откуда. Сможете сползать на ту сторону?
– Так точно, товарищ майор.
Ольшанский посмотрел на меня:
– Вдвоем пойдете или еще людей подобрать?
– Товарищ капитан, а переносная рация у нас есть?
– Есть. «Север-2ДМ».
Вот это мне повезло. Это же только перед самой войной наладили выпуск десантного варианта рации. Малыми партиями. Там даже фиксированные частоты есть. В ней компактность и легкость – она весит семь с половиной кило вместе со встроенными батареями – достигнуты за счет частичного применения полупроводников. Штука для того времени революционная, дорогая и до конца не освоенная. Потому и партии маленькие. То, что она тут есть, говорит о значении, которое придают нашему десанту наверху.
– Тогда двоих хватит. Рацией пользоваться я умею. Если получится быстро – вернемся и доложим, а может, удастся «языка» взять. Если быстро не получится – выйду на связь.
Командиры смотрели оценивающе. И если Ольшанский меня уже немного знал, то майор видел впервые.
– Уверены, товарищ сержант?
– Так точно.
Майор повернулся к ротному:
– Где рация?
– Там. – Ольшанский кивком указал в угол бункера.
– Давайте.
Через минуту рация стояла передо мной. Майор дернул подбородком.
– Действуйте.
Пожалуйста. Зря меня, что ли, Медведь на свои реконструкции таскал. Руки привычно вскрыли крышку, приладили наушники, малогабаритный ключ. Быстро завертел ручку настройки, ловя частоту. Я помнил ту, что давал мне старший лейтенант для танковой рации, но в этой игрушке так проще. Хотя… Я щелкнул пакетником фиксированных частот. Нет. Следующая. Нет. Следующая. Есть! В наушниках запищало. Только теперь я посмотрел на офицеров. Взгляды у них были разные. У капитана – несколько удивленный, но в целом удовлетворенный. А вот майор смотрел иначе. Недоверия я не увидел, но вот очень уж пристальный взгляд. Будто пытается что-то вспомнить. Не вспомнил, а может, отложил на потом. Времени-то – в обрез.
– Ладно. Когда думаешь выйти?
О, тоже, когда о деле, на «ты» переходит. Наш человек.
– Думаю в 23.00 или 23.30. Будет время поползать, посмотреть. Да, мой позывной – «Юл».
– Юл?
Ольшанский засмеялся:
– Я потом объясню. Ладно… «Юл», иди, готовься. В 22.30 быть здесь. Заберешь рацию, объяснишь, куда собираешься двигаться. Возьми карту, прикинь маршрут.
– Карта у меня есть.
Я достал из сапога пятисотметровку. Майор от неожиданности присвистнул:
– Откуда?
– Капитан Горлов дал, командир артиллеристов. Еще когда я танком командовал.
– Танком командовал? Каким?
Вмешался Ольшанский:
– Сержант, иди. Виктор Петрович, все расскажу, дай сержанту хоть немного отдохнуть.
Я вышел и отправился в землянку разведотделения.
Глава 6
Мы ползали между подбитыми немецкими танками. Моя вина, в дурную голову пришла дурная идея. В нескольких километрах отсюда немцы, по своему обыкновению, через равные промежутки времени пускали осветительные ракеты. Вот в тусклом отсвете одной из них я и увидел тактический знак на башне подбитой «тройки»: норманнский щит и в нем косая недосвастика. Как-то она странно называется, волчий коготь или волчий крюк. Короче, мне пришло в голову, что по ним тоже можно определить, какие части стоят против нас.
Вот и ползаем. Этих волчьих закорюк достаточно много. А кроме них, ничего похожего не нашли. Гораздо больше каких-то птичьих лап с короткими линиями рядом. У некоторых с двумя, а у некоторых с тремя. Я даже зарисовал, на всякий случай. А сейчас вот думаю, а на кой ляд мы все это делаем? Кто-нибудь у нас знает, какой дивизии конкретно принадлежит тот или иной тактический знак? Нет, в штабах точно знают, а вот у нас? Тот же Митин?
Я посмотрел на часы и тронул за плечо Петра, его фамилия, кстати, Вакуленко, а отчество Остапович. Он повернул ко мне голову. Махнул рукой, давая команду двигаться и указывая направление. «Турок» облегченно вздохнул. Да уж, командир ему достался со странностями. Ползли мы осторожно, все время прислушиваясь. Чем больше мы удалялись от переднего края, тем легче было дышать. Трупов меньше. Да и техника, что осталась на месте, – или просто искореженное железо, или частично разобрана.
А это значит что? Это значит, что по ночам тут лазят камрады из похоронных команд и ремонтники. Как «языки» они нам не подходят, а шуметь даром не хочется. Вот и ползем по метру в минуту, постоянно замирая и прислушиваясь. Пока, правда, Бог миловал. С другой стороны, и время к часу ночи, чего им делать. А мы, если хотим успеть вернуться до рассвета, должны поторапливаться. Но медленно и осторожно.
Метров на сто правее зарычал двигатель. Ну вот, накликал. Мы замерли и превратились в слух. Рычит, судя по звуку, трактор или тягач. Натужно рычит, звук перемещается, значит, что-то тащит. Так, думаем. Что можно тащить тяжелого посреди ночи? Ясно что: подбитый танк, подлежащий ремонту. А куда его потащат? Тоже ясно: в мастерские. Для ремонтников сейчас самая работа. Днем, пока все в бою, они без дела, конечно, не сидят, но основная работа для них сейчас. К утру все, что можно исправить, должно быть исправлено.
