Моя новая служба началась с того, что меня чуть не арестовали. Внешне здание выглядело обычно. То ли институт, то ли библиотека, то ли еще какое-нибудь учреждение. Зато внутри оказался пост. И вот сержант, увидев меня в гражданке, но с удостоверением флотского командира, вызвал дежурного офицера. А тот начал возмущаться моим видом. Еле убедил его позвонить полковнику Доценко. Набирая номер, он с подозрением на меня поглядывал. Егор, сообразив, в чем дело, быстро этот вопрос урегулировал.
Потом я бегал, получал форму, приводил ее в порядок, фотографировался и получал пропуск. Это заняло почти три часа, затем меня отдали на растерзание. Егор, отправляя меня в кабинет с табличкой «Исследования», улыбался:
– Лучше с этого начать. Все равно будет еще до фига повторных сеансов, когда разберутся, что нужно уточнить. Так что терпи.
Трое в белых халатах говорили очень мало: «Сядьте. Расслабьтесь. Смотрите сюда». Когда я снова стал адекватно оценивать окружающую обстановку, оказалось, что уже восемь вечера. За столиком в углу сидел другой человек, точнее, сидела. Мое «выступление» стенографировали. Кроме того, как мне позже сказал Егор, велась аудиозапись. На этом первый рабочий день закончился. Домой меня повез полковник. Оказалось, надо было поговорить с глазу на глаз.
– Юл, то, что я скажу, знают только два человека из всей вашей братии. И это не просто так. Подписку я у тебя брать не буду, но прошу молчать.
– Понял. А в чем дело-то?
– Дело. То, что я из 1998-го, ты уже знаешь. Как и вся ваша гоп-компания. Но мой случай очень отличается от вашего. Все вы появились здесь и спасли своих бабушек и дедушек. То есть создали условия для собственного рождения. У меня все наоборот. В той истории мой дед погиб. Бабушка увезла маму в Харьков и там познакомилась с отцом. Так вот, мой дед жив и здоров. Второй дед, который в прошлой жизни был тот еще гад, в этой – вполне нормальный мужик. Воюет, кстати. Но это еще не все. Я попал сюда из совершенно другого будущего.
– Как это?
– А вот так. В моем будущем война длилась четыре года. Немцы дошли до Волги, захватили Крым и рвались к Кавказу. Ленинград был в блокаде три года. Общие потери составили около тридцати миллионов человек. Мало того. В 1991 году Союз распался.
– ЧТО? Не может такого быть.
– Может. И было. Я лейтенантом вылетел из армии и жил в независимой Украине. Работал тренером по восточным единоборствам. Чуть не загнулся от тоски. И когда попал сюда, хотел только одного: чтобы моя страна сохранилась. И мне это, кажется, удалось. Да и война идет по-другому. На данный момент потери меньше трех миллионов. Все потери, включая тяжелораненых и тех, кто остался инвалидом. А в той истории только в Ленинграде от голода и холода умерло больше миллиона. Три миллиона попали в плен в первые месяцы войны, домой вернулись немногие.
– Черт.
– Не то слово. Я тебе это рассказываю, потому что ты будешь работать с Никитой и Михаилом, а они как раз те, кто все это знает. Мишка сам, еще до попадания сюда, вывел теорию о стороннем вмешательстве в сороковом году. А я так обалдел от встречи, что все им рассказал. И еще. Ближайшее время мы будем работать за столом. Но! Я уверен, что как минимум Пенемюнде, а возможно, и еще несколько операций поменьше – это наше.
– Я готов.
– Сейчас да. Но в дальнейшем два раза в неделю у нас четверых – полигон. Для всех остальных в эти дни мы ездим с докладом наверх. Ясно?
– Ясно.
– Ну, вот вроде и все, что я хотел сказать.
– Егор, а ты поэтому женат? Ну, потому что назад точно не вернешься?
– Нет. Я в жену влюбился с первого взгляда. И женился, ни о чем таком не думая. А что возвращаться не стремлюсь – это точно.
– Ну, это мне понятно, с твоей-то историей.
– Ладно, дел у меня еще вагон и маленькая тележка. Завтра в семь увидимся. Кстати, теперь можешь приезжать в форме.
– Само собой. До завтра.
Следующие дни были похожи один на другой. На официальном языке это называется оперативно-штабная работа над предстоящей операцией. А по мне – канцелярщина. Основой для всех дел были расшифровки моих «показаний». На их основании мы составляли планы, уточняли участие частей, их состав, средства доставки и усиления. Для близких по времени десантов сразу готовились оперативные планы. Для дальних решали, когда и кого отводить с фронта на пополнение. Где можно отработать операцию. Как уменьшить потери до минимума.
Со стороны кажется, что если знаешь заранее ошибки – исправить проще простого. На деле все не так радужно. Больше всего занимались, как и обещал полковник, Пенемюнде. И тут вставал вопрос за вопросом. Быстрее, чем за две недели, вывезти оборудование, образцы готовых изделий, документацию и часть персонала не получалось. А держаться ограниченным числом людей и без воздушного прикрытия… Как ни крутили, потери получались страшные.
Все упиралось в средства. Удерживать придется территорию примерно в тридцать километров по периметру. Пролив между этой частью острова и материком узкий, в некоторых местах всего пару сотен метров. Людей много не возьмешь. А учитывая, что часть личного состава будет заниматься погрузкой, а часть это вообще гражданские специалисты, которых нужно охранять как зеницу ока, задача вообще казалась неразрешимой. Но…
Сначала вспомнили, что возле полигона есть аэродром. Значит, есть возможность задействовать истребители. Потом сообразили, что часть грузов можно вывозить транспортной авиацией. А доставлять боеприпасы и пополнение. Да те же зенитки, от пикировщиков отбиваться. Следом, что высадку и захват полигона, а также городка Карлсхаген, где живет сам фон Браун и его инженеры, можно производить одновременно и с моря, и с воздуха. Потом все это менялось, и не раз, но главное – постепенно вырисовывался план будущей операции.
Вот так и работали. Пару раз успели смотаться на разные, чтобы не примелькаться, полигоны. Бегали, ползали, стреляли, метали гранаты. Особенно натаскивали Мишку, который, понятия не имею почему, должен был идти с нами. В конторе, чтобы дать мозгам отдохнуть, занимались рукопашкой. И опять больше всех доставалось Медведю. Кстати, мы в спортзале сооружали узкие коридоры из щитов и тренировались рубиться в ограниченном пространстве. Помню я мясорубку в траншее. Кит, как оказалось, тоже.
К концу октября план операции вчерне был готов. Решили, что непосредственно перед десантом отработают дальние бомбардировщики. Не по нашим объектам, разумеется, а по побережью материка. Самое обидное, что когда я говорю «мы разрабатывали», то это не совсем правильно. А если честно, то и совсем неправильно. Мы там были. И к нам иногда обращались. Но чем дальше, тем меньше. Все-таки штабная работа, тем более на таком уровне, ведется профессионалами. А мы так, консультанты. Уточнить чего-нибудь, да и то редко. Весь запас информации мы давно сбросили.
И чем меньше мы были заняты, тем тоскливее становилось. Две трети времени мы проводили в спортзале. Туда, кроме нас, никто и не заглядывал. Младше меня по званию во всей нашей конторе были только сержанты из охраны. Тут даже Кит и Мишка, который тоже был капитаном, оказались на уровне обслуги. Я в том смысле, что в таких звездочках тут разве что адъютанты и секретари. Но и отпускать нас не хотели. Когда мы заикнулись Егору, что толку от нас – ноль и лучше бы нам на фронт, нас послали.
