С тех пор Маргарита де Валуа, как и другие исторические деятели, стала героиней историко-литературных произведений. В то время как последние очевидцы религиозных войн умирали, ее популярности как персонажа беллетристики способствовали как упрощения, какие претерпевала ее официальная биография (брак по принуждению, жертвенность, замалчивание политической составляющей), так и по-прежнему огромный успех «Астреи», многие поклонники которой все еще знали, что прообразом Галатеи там послужила она
[691]. Нападки д'Обинье или даже Дюплеи на наклонности королевы, которые они считали пагубными, после 1640 г. по-настоящему уже не дискредитировали ее образ в глазах читателей — напротив, эти черты делали его интересней, современней
[692].
Первой книгой такого типа, упоминающей Маргариту, стала «Фортуна двора», которую в 1642 г. выпустил Шарль Сорель — романист, издатель и большой знаток эпохи Валуа. Он представил эту книгу как «Любопытное произведение, взятое из "Мемуаров" одного из главных советников герцога Алансонского», которые приписал сьёру де Невилю. На самом деле это произведение уже публиковалось в 1585 г. Его автором был Даммартен, и были это совсем не мемуары, а роман из истории 1570-х гг., где главным героем был Бюсси д'Амбуаз и где о Маргарите не говорилось ни слова. Ну так автор «Франсиона» весьма славился любовью к мистификациям… Но на этом Сорель не остановился: он подправил текст, добавив несколько намеков (правда, очень скромных) на связь Маргариты и Бюсси. А главное, он предпослал этому произведению «Рассуждение об этой книге и о "Мемуарах" Королевы Маргариты, к которым книга имеет отношение в некоторых местах», где привел длинные отрывки из сочинения королевы и которое закончил таким комментарием: «Она питала к нему [Бюсси] некое особое чувство»
[693]. Поэтому издатель предлагал читателям Маргариты — очень многочисленным — прочесть и эту книгу как полезное дополнение к ее книге… Надо полагать, подобный прием, не слишком честный, отчасти оправдал себя, коль скоро через два года это произведение переиздали.
В том же 1644 г. Сорель издал также, в составе «Нового Сборника самых приятных сочинений того времени», небольшое либертинское сочинение, уже, вероятно, несколько лет ходившее по столице в списках, — «Плохо обставленный уголок спальни», которое он представил как «Диалог, обычно называемый Уголком спальни К. М.». Намек был тем прозрачней, что в этом скетче участвуют знатная дама, склонная к неоплатонизму, и молодой неотесанный гасконец, которого она пытается научить азам Совершенной Любви — после чего смиряется с более «вульгарным» поведением… Это сочинение, занявшее место между «Игрой вздыхателя» и «Рассуждением Врага Любви и Женщин», очевидно, было сатирой на последнюю из Валуа — она выглядит там женщиной пошлой, деспотичной, надменной и придающей мало значения своим принципам. Тем не менее этот текст имел у современников Мазарини меньший спрос, чем ожидалось, — его по-прежнему распространяли тайно, и переизданий он не претерпел. На него намекнет только Таллеман де Рео, ничего не поняв: он припишет этот диалог самой Маргарите
[694].
Зато «История любовных похождений великого Алькандра» получила некоторый успех. Этот зашифрованный роман Луизы Лотарингской, принцессы де Конти (ум. в 1631 г.), опубликованный в 1651 г., то есть к концу Фронды, вероятно, датируется концом 1620-х гг., но прежде оставался неизданным. Тем не менее его издателям, похоже, показалось, что он отвечает вкусам эпохи, коль скоро «Артамен, или Великий Кир» мадмуазель де Скюдери — другой зашифрованный исторический роман — уже публиковался и имел громадную популярность. Что касается истории великого Алькандра, то есть Генриха IV, то ее действие происходит в конце XVI и начале XVII в. Королева [Маргарита] появляется здесь в связи со своим разводом. «Еще до того как король полюбил Кризанту [Габриэль д'Эстре], он долго убеждал Мелиссу [Маргариту] расторгнуть с ним отношения; это была очень знатная монархиня, дочь и сестра королей, но менее целомудренная, чем Лукреция. Поэтому они давно расстались, она его покинула и была помещена в чрезвычайно крепкий замок, оказавшись на высокой горе и в очень суровой местности, каковой [замок] еще более укрепила, как только ей представилась такая возможность. Она дала понять, что примирится с этим расставанием на определенных условиях, как будто соглашаясь на это. Но эта новая влюбленность [Алькандра] надолго задержала заключение соглашения». После смерти Кризанты «папа дал необходимое согласие, и Королева Мелисса сделала все, что зависело от нее; и дело на этом кончилось»
[695]. Далее автор романа утрачивает интерес к Мелиссе, сосредоточившись на том, что было обещано в названии.
В этом портрете королевы, как видно, ничего оскорбительного нет. Упоминание о ее сексуальной свободе — мотив, обязательный для романов такого рода, — соседствует с утверждением о ее прекрасной репутации. Развод с Генрихом, представленный здесь как следствие подобной свободы, не влечет за собой ни утраты положения, ни отказа от обязанностей, положенных королеве по рангу: она противится недостойному браку, но делает «все, что зависело от нее», чтобы удовлетворить супруга, когда такая опасность миновала. Даже упоминание об оверньском изгнании укрепляет ее престиж: Маргарита описана здесь как владелица замка, сознающая, какие опасности ее окружают, и как хозяйка своей судьбы. Так что этот персонаж Луизы Лотарингской, при всей его беллетризованности, ближе к той королеве, какую знаем мы, чем образ падшей авантюристки у д'Обинье, с удовольствием принятый историками. Правда, принцесса де Конти вышла из той же среды, что и Маргарита, и прекрасно знала, что значит быть женщиной — противницей власти
[696].
