В связи с этим следует ненадолго остановиться на второй книге «Дам» (которую издатель окрестил «Жизнеописаниями галантных дам»), столь же важной для постижения эпохи, как и первая, но написанной совсем по-другому. Действительно, Брантом, желая как засвидетельствовать, так и сдержать свои феминистские обязательства, разделил сочинение о женщинах на две разных части: в одной он называл имена, но кое о чем умалчивал («Знаменитые дамы»), во второй говорил все, но не упоминал ни одного имени («Галантные дамы»). Такое разделение позволило ему сделать во второй книге описание придворных нравов эпохи Возрождения (и не только женских), равного которому больше не найдется. Эта часть творческого наследия Брантома, содержащая особо много непристойных анекдотов и скабрезных рассуждений, неизменно приписываемых «некой знатной даме» или «благородному кавалеру», опознать которых современники молодого Людовика XIV уже не могли, конечно, нравилась им не менее остального. Не приходится сомневаться, что во времена, когда галантность вошла в моду и предрассудки прежних эпох были отброшены, сведения об интимной жизни придворных XVI в. казались очень ценными. Однако особого интереса к этому своеобразному произведению тогдашние читатели тоже не проявили: в отличие от нескольких отрывков из «Сборника о мужах», переизданных через несколько лет как отдельная книга, «Жизнеописания галантных дам» до самого XIX в. в качестве отдельного издания ни разу напечатаны не будут.
В следующем, то есть в 1666 г., вышли также «Мемуары» Тюренна, автор которых приходился Маргарите кузеном, сначала был правой рукой короля Наваррского, позже стал герцогом Буйонским… и заговорщиком. Это короткое и, вероятно, незаконченное произведение (оно обрывается на событиях 1586 г., тогда как было составлено в 1610 г., когда автору шел шестой десяток) почти не содержит никакой информации частного характера. Зато оно, написанное тяжеловесным, витиеватым стилем, в намеренно брюзгливом тоне, описывает сражения и политические интриги, в которых виконт участвовал в молодости. Однако редкие упоминания королевы Наваррской, как мы видели, имеют неприязненный характер. Тюренн путает два периода пребывания Маргариты в Гаскони (утверждая, когда говорит о ее первом приезде, что Генриху III было стыдно сознавать, что его сестра «брошена королем Наваррским») и возлагает на нее часть ответственности за «войну влюбленных». Текст переполнен также невнятными, но явно женоненавистническими намеками — например, когда бывший виконт сокрушается, что к политической жизни постоянно примешиваются любовные истории, «которые обычно вызывают при дворе неустройство, и почти не бывает таких дел, к каким бы не были причастны женщины»
[709].
Итак, это произведение никак не подтверждает оскорбительных намеков из «Сатирического развода». Тем не менее в недовольных замечаниях общего характера некоторые историки усмотрят скрытое признание виконта в том, что у него был неудачный роман с королевой, а в его неприязненном тоне увидят злость мужчины, отвергнутого за бессилие, причем не обратят внимания ни на хронологические нестыковки, ни на тот факт, что озлобленность мемуариста явно проще объяснить еще свежими воспоминаниями о том, как Маргарита разоблачила заговор 1604 г.
Упомянем, наконец, последнее произведение, изданное в 1665 г., которое как будто принадлежит к жанру аристократических мемуаров, поскольку представлено как «Мемуары господина герцога Неверского». Однако написал их не герцог Неверский, а автор популярных романов Марен Леруа де Гомбервиль, почитатель Малерба, писатель, книги которого восхищали современников Людовика XIII и который был одним из первых членов Французской академии. Став янсенистом, он в 1660-е гг. обратился к истории и собрал большое количество документов второй половины XVI в., включая короткий «Дневник», который во время заседаний Генеральных штатов в Блуа в 1576–1577 гг. вел герцог Неверский.
Во всем, что Гомбервиль написал о Маргарите, он следовал женоненавистнической традиции, черпая материал, с одной стороны, из официозной историографии разных там Дюплеи и Мезере, с другой — из сочинений д'Обинье и «Сатирического развода». Чаще всего романист упоминает королеву в первой части сочинения, которая включает «Краткое жизнеописание герцога Алансонского». Он изображает ее злым гением герцога, относя зарождение ее влияния на него к их ранней юности: «Принцесса Маргарита, которая была старше принца на два года, обладала столь абсолютной властью над его духом, что один только ее взгляд или слово делали его способным на всё, чего бы от него ни пожелали». На мирных переговорах в Сансе в 1576 г., «едва увидев предмет, который был повелителем его сердца, он сложил оружие и далее добивался лишь условий, как можно более выгодных для королевы»
[710]. То есть Гомбервиль сочетал двусмысленные заявления историков, писавших до него, об «извращенной страсти» Маргариты к брату с безапелляционными утверждениями автора «Развода».
Этим романист не ограничился. Он взял из памфлета и зловещие измышления о смерти любовников Маргариты и герцогини Неверской; развивая эту тему, он выдал свой источник за историческое (а значит, серьезное) сообщение того времени: «После того как Ла Моль и граф де Коконнас были обезглавлены, их головы тайно похитили. Я располагаю воспоминанием, где это сказано. Обоих дворян погубили любовь и ревность. Их любили две принцессы, страсть которых зашла настолько далеко, что после смерти любовников они забальзамировали их головы, и каждая хранила свою среди прочих свидетельств их любви». Потом он воспроизвел и обвинение ее в кровосмесительной связи с Генрихом III: весной 1576 г. — утверждает он вопреки всякому вероятию (Маргарита тогда находилась под стражей) — она и убедила его заключить мир с Алансоном: «Король, по-прежнему хранивший в глубине сердца какие-то остатки любви к этой принцессе и всегда обижавший ее лишь из ревности, не слишком возражал против примирения»
[711].
Когда Гомбервилю не хватало материала, он просто-напросто списывал у королевы. Однако он считал нужным отмежеваться от женщины, сочинения которой историки уже оспаривали, утверждал, что в «Мемуарах» она заблуждается, и в подтверждение этих слов придумывал мнимые расхождения с ней. Так, согласно ему, если Алансон в 1574–1575 гг. и совершал безумства, то не по тем причинам, которые приводит Маргарита: «Эта принцесса, не самый достойный доверия историк на свете, ссоры между зятем и шурином объясняет любовью и хитростями г-жи де Сов и желает убедить [читателя], что ту поддерживал своими интригами самый влиятельный фаворит Генриха III, которого звали Ле Га»
[712]. Но этих фактов, подтвержденных как раз текстами д'Обинье, Гомбервиль отрицать не может и только добавляет еще одно яблоко раздора между персонажами — пост генерального наместника королевства… Главным было оспорить рассказ королевы. Впрочем, выражение «эта принцесса, не самый достойный доверия историк на свете» неоднократно повторят…
