Наряду со многими другими книгами публика вновь получила и произведение королевы. В последних изданиях был выявлен его настоящий адресат. Действительно, в 1675 г. ученый Коломьес, сравнив текст Маргариты и «Рассуждение» Брантома, опубликовал свои выводы: «Тот, кому Королева Маргарита адресует свои "Мемуары", — это не мессир Шарль де Вивонн, барон де ла Шатеньере, как утверждает Оже де Молеон, […] а мессир Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом, один из достойнейших людей своего времени, написавший Рассуждение о жизни Королевы Маргариты, которое входит в состав его "Знаменитых женщин"»
[736].
После этого в издании 1713 г., подписанном Годефруа и перепечатанном в 1715 г., было предложено прочесть по-новому все произведение. Действительно, здесь впервые соединились некоторые детали паззла. Мало того что был верно опознан адресат, но и приведен его обширный текст: за «Мемуарами» королевы следуют два «Рассуждения» Брантома — о Маргарите и о Бюсси. Здесь же была напечатана и «Фортуна двора» в версии 1642 г. Таким образом, все в целом решительно связывало Маргариту скорей с Бюсси, чем с Гизом, который здесь вообще не упоминался, и это улучшило заведомо искаженную картину. Однако ясно, что, не ограничиваясь «Мемуарами» и свидетельством Брантома, уделив Бюсси столько же места, сколько и Маргарите, эрудит предложил читателям еще одну «романтическую пару», которая добавилась к первой, не отменив ее и дополнительно слегка усилив впечатление о сильной влюбчивости королевы. Это издание «Мемуаров» стало последним за тот период. Впервые, по истечении почти целого века, французы перестанут читать Маргариту. Время споров прошло, как, видимо, и время воспоминаний.
Однако еще три десятилетия важные сведения о ее жизни будут появляться в других публикациях. С 1719 по 1744 г. публика получит почти все наследие Летуаля, либо собранное воедино под названием «Мемуары», либо опубликованное в двух книгах: в «Дневнике царствования Генриха III», уже издававшемся, но теперь напечатанном целиком, и в «Дневнике царствования Генриха IV», еще никогда не выходившем в свет. Эти издания были дополнены разными текстами, объемными историческими примечаниями и даже приложениями, «извлеченными из рукописей того времени». Упоминания о королеве, в первой части издания довольно редкие, тем не менее бросали интересный свет на ее личность, изменяя уже так давно сложившийся образ. Здесь она горда, противится своему брату-королю и навлекает на себя его гнев, потом с ней дурно обходится супруг, и она переходит на сторону Лиги. В частности, со множеством деталей излагается эпизод с оскорблением, и его дополнительно проясняют комментарии хрониста за предыдущие месяцы. Вторая часть описывает Маргариту, которая после возвращения в Париж стала одним из первых лиц королевства, но здесь же сосредоточены замечания Летуаля, осуждающие распутство знати, и среди их объектов королева занимает видное место. Таким образом, при всей широте взглядов и снисходительности автора, при всей его величайшей интеллектуальной честности этот текст, самое ценное свидетельство о жизни парижского общества и двора в конце XVI в., укрепил позиции буржуазной историографии, которая стремилась осудить одновременно и деградирующий класс аристократов, и разврат — в то время, в первой половине XVIII в., очень заметный. Особо это акцентировал «Сатирический развод», который регулярно публиковался вместе с этим произведением, бросая донельзя циничный отсвет на снисходительные усмешки Летуаля.
В 1723 г. публикация «Произведений» Этьена Паскье, юриста и историка — современника королевы, добавила новые важные свидетельства о ней. В самом деле, Паскье, известный красноречием, образованностью, широтой взглядов и порядочностью, предложил в письме, посвященном «трем Маргаритам» века, весьма хвалебный анализ личности последней, который датировался 1610-ми гг. «Если бы я пытался убедить вас в непогрешимости этой королевы, я был бы глупцом. Ведь хотя Бог создал ее великой государыней, все-таки она сделана из того же материала, что и все мы… Следовательно, надо видеть в ней не совершенство, каковое недоступно ни мужчинам, ни женщинам, а наименьший уровень несовершенства; и полагаю, что из всех знатных дам […] она будет найдена наименее несовершенной»
[737]. Дальше Паскье пересказал политические решения, принятые королевой. «Не желая быть игрушкой стихий в наших гражданских войнах, она приняла мудрое решение укрыться в доме, ставшем надежным убежищем как для ее тела, так и для духа. А потом, видя, что смуты у нас отнюдь не утихают, […] она, воистину настоящая француженка, […] посредством дарения между живыми отдала свои владения нашим королям, всем и каждому, […] — что было верным средством запереть двери перед всеми алчными». Письмо продолжается скрупулезным описанием «жизни, достойной королей», которую Маргарита избрала «как мудрая и великая государыня», ее доброты к бедным, ее ученых обедов. В заключение юрист восславил в ее лице мать «всего французского народа, людей как Шпаги, так и Пера»
[738].
Через шесть лет вышла автобиография д'Обинье, или, скорей, его «Жизнь, рассказанная его детям» и опубликованная в то время под заглавием «Мемуары». Этот текст, написанный в конце жизни, отражал более личный взгляд на события, по большей части уже описанные во «Всемирной истории», но освещенные здесь по-новому. Действительно, многие обвинения этого историка, в частности, выдвинутые против Маргариты, утрачивают категоричность. Так, д'Обинье уже не говорит о виновности королевы в развязывании «войны влюбленных» и даже не упоминает ее имени в связи с этой войной. Далее, бывший шталмейстер короля Наваррского возвращается в своей книге к отношениям с повелителем, сообщая, что еще до приезда Маргариты в Нерак тот стал с ним холоден — Беарнец хотел использовать его не самым достойным образом, чтобы добиться собственных целей в отношениях с юной Тиньонвиль, а молодой человек показал себя слишком несговорчивым: «С тех пор карьера д'Обинье пошла на спад»
[739]. Значит, не королева была виновата в том, что его карьера не удалась, как он утверждал раньше. Автобиография д'Обинье содержит и еще несколько эпизодов, которых в его произведении раньше не было, но которые, похоже, не имеют иного назначения, кроме как выставить его самого в выгодном свете: к ним относится «острота», которую он якобы произнес насчет бриллиантового сердечка маршальши де Рец, а также противодействие, которое он, один против всех, якобы оказал планам отравить Маргариту по ее возвращении в Нерак…
Наконец, в 1730 г. под заглавием «История матери и сына» была опубликована часть «Мемуаров» Ришелье, в то время приписанная Мезере. Министр Людовика XIII рассуждал о Маргарите довольно долго, в напыщенном стиле, достойном основателя Французской академии: «Она колебалась, к кому из них примкнуть: с одной стороны — муж, с другой — брат, Король и религия. Наконец любовь взяла верх в ее сердце; она пошла за тем, с кем была неразрывно связана», то есть за супругом, однако покинула его в трудные времена, наполненные войнами, интригами и… «поводами, которые она ему подавала» для подозрений. Политическую роль этой драматической героини автор обходит почти полным молчанием. Высокую оценку с его стороны получают только образцовая самоотверженность королевы и ее покорность общественному благу в момент, когда ее муж стал королем. «Она ни в чем не сопротивлялась желаниям мужа, […] в отличие от самых простых женщин, пылающих завистью и ненавистью к тем, кто занимает место, которое они считают своим, […] она преподнесла все свое имущество наследнику, которого Бог дал Марии Медичи и которого она сделала и своим наследником, как если бы он был ее собственным сыном, приехала ко двору, поселилась напротив Лувра и не только часто наносила визиты Королеве, но и до конца своих дней оказывала ей все почести и знаки уважения, которые та могла ожидать от самой незнатной из придворных»
[740].
