Жан д'Эльбе, комментируя эту книгу в «Ревю юниверсель» в следующем году, справедливо отметил некоторые ее несообразности и выразил сожаление, что во всех главах имя реального исторического персонажа носит героиня низкопробной беллетристики. «С точки зрения искусства эти картинки достойны похвалы, но они стоят гораздо меньше, чтобы не сказать — ничего не стоят, с исторической точки зрения. Это фантазии, которые самым прискорбным образом воспроизводят и продолжают худшие романтические традиции»
[880].
По произведению, которое в 1945 г. «Королеве Марго» посвятил Жак Кастельно, хорошо видно, как выродилось к середине XX в. воссоздание жизни Маргариты и какая несерьезность была характерна теперь для «исследований», где она упоминалась. Уже в подзаголовке перепутаны даты (указаны даты жизни ее двоюродной бабки), и эта опечатка прошла настолько незамеченной, что ее не исправили даже при переиздании книги в 1981 г.! Это книжечка, наполненная приблизительными или выдуманными цитатами, где можно найти все эпизоды из легенды. Ничего не сказано о роли Маргариты в литературе или в политике. Зато сделан «мудрый» вывод: так же как у Клеопатры помнят только нос, у Гюго — скалу Гернси, а у Наполеона — треуголку, образ королевы навсегда будет сведен к ее романам: «Оставим Марго в ее алькове»
[881].
Автору последнего сочинения, которое задержит нас здесь, не удалось, несмотря на явную добросовестность, остаться в стороне от этого потока. Правду сказать, если «Королева Марго», над которой Морис Донне работал во время войны, не вписывается целиком в картину деградации, какая наблюдалась в тот период, то потому, что автор книги был не профессиональным историком, а драматургом. Его биография, живая, повествовательная, без указания источников, не лишена ни тонкости, ни глубины. Автор близко следует за «Мемуарами», иногда дистанцируясь от рассказа королевы и делая уместное замечание. Тем не менее и в этой реконструкции прочное место заняла легенда — есть здесь и список любовников, почти столь же впечатляющий, как в «Разводе», и доказывающий «вырождение рода» Валуа, есть и убийство Ле Га, организованное Маргаритой и Генриеттой, и «[проведенные в Ла-Фере] два месяца довольно беспокойной близости с герцогом Алансонским», и «дикие запахи» д'Обиака — «молодого животного»
[882], и даже кровати с высокими ножками в дортуаре фрейлин в Юссоне, чтобы, если под ними спрячется Помини, было легче его увидеть… в довершение всего книга завершается таким сногсшибательным соображением: «Мемуары» и письма Маргариты много хвалили, но откровенней всего она была в «Уголке спальни».
Движение сопротивления, право голоса и «второй пол»
Итак, за предвоенное десятилетие Маргарита окончательно угодила в сферу «малой истории». Покинутая эрудитами, она примкнула к прочим королям и королевам Франции, оказавшимся на прилавке торговцев грёзами, пичкавших публику рассказами о частной — обязательно скандальной — жизни выдающихся деятелей истории. А публике было всё мало. В 1947 г. вышли «Галантные дамы» в издании Мориса Ра, где почти все примечания, очень многочисленные, были сделаны на основе комментариев Лаланна; этот текст, вскоре ставший доступным в карманном формате, отныне издавался в среднем раз в два года. Что касается романа Александра Дюма, то его в этот период переиздавали почти ежегодно, и в 1954 г. Жан Древиль даже поставил фильм «Королева Марго» по произведению романиста, где Маргариту сыграла Жанна Моро. Несмотря на появление новых свидетельств очевидцев
[883], подход к биографии королевы не менялся, и в справочных изданиях ее имя по-прежнему упоминали с некоторым пренебрежением
[884]… а ее тексты так и не переиздавались.
Королеве, память о которой претерпела уже многое, оставалось пасть еще ниже, поистине «перейти в общественное достояние» — стать женщиной с тем же именем, проституткой высокого разбора, абсолютным воплощением порочных нравов Ренессанса. Этот роковой удар опять-таки объясняется ситуацией, сложившейся после войны. Мало того что женщины сыграли значительную роль в Сопротивлении, мало того что им даровали право голоса, которого они так страстно добивались еще в тридцатые годы, — но феминизм, казалось, умерший как движение, возродился в среде интеллигенции, когда в 1949 г. разразился скандал, вызванный выходом книги Симоны де Бовуар. Неистовая злоба мужчин, упоминавших Маргариту (я уже не рискну называть их «историками»), больше не знала границ.
Пьер де Горе описал в 1949 г. несколько эпизодов из жизни женщин — крупнейших политиков Старого порядка в книге «Королевы в отпуске», где уже заголовок ясно говорит, насколько серьезно следует воспринимать его тексты. Раздел, посвященный Маргарите и названный «Заблуждения и блуждания королевы Марго», начинается фразой, задающей тон: «После мудрости — безумие». Рассказ включает в себя основные элементы легенды, в том числе упоминает песенку, приписываемую Пибраку: «Я был председателем, Королева Марго, Маргарита, я был председателем парламентского суда». Тон — игривый, насмешливый, нравоучительный: «Как тяжело накапливать годы, когда по-настоящему не умеешь стареть!» — восклицает Горе, говоря об оверньском периоде. И подтрунивает над верностью королевы: «Маргарита была из тех женщин, которые считают себя добродетельными, потому что не допускают совместительства!»
[885]
Однако своего самого злостного клеветника после автора «Сатирического развода» Маргарита встретила в 1956 г. в лице Ги Бретона. Ведь в доброй четверти, то есть в целом томе, своих «Историй любви в истории Франции» автор выводит на сцену королеву, стремясь к ее реабилитации нового типа. В самом деле, Бретон обвиняет историков в том, что они из чрезмерной стыдливости недооценивали участие женщин в истории: «Современные историки почему-то совершенно добровольно обходят молчанием роль женщин, даже если эта роль оказывалась благотворной. Никого сегодня не интересуют милые пустяки. Только войны. Большинство предпочитает изображать, да еще и в подробностях, ужасные сцены побоищ, нежели лежащую на диване парочку»
[886]. Мужчины в истории олицетворяют побоища, а женщины — милые пустяки, то есть героини прошлого времени здесь занимают в основном горизонтальное положение, и Маргарита — одна из центральных фигур этой картины.
