Дон Хуан Австрийский, внебрачный сын Карла V и единокровный брат Филиппа II, был заклятым врагом повстанцев в Провинциях; тем не менее сестру суверена Франции, официального союзника Испании, он принял более чем учтиво. Маргариту поселили в великолепно украшенном городском доме, а наутро пригласили на мессу, «проходившую, по испанскому обычаю, с музыкальным сопровождением скрипок и корнетов. Пройдя в большую залу, мы приступили к завтраку, сидя одни за столом, он и я; пиршественный стол, где расположились дамы и сеньоры, отстоял на расстоянии трех шагов от нашего»; после этого был еще один бал. Если верить Брантому, дон Хуан уже не в первый раз имел возможность созерцать женщину, которая считалась прекраснейшей принцессой Франции. Прошлым летом, «проезжая через Францию так скрытно, как только мог, прибыв в Париж и узнав, что вечером в Лувре происходит торжественный бал, он пришел туда переодетым, более ради королевы Наваррской, чем для чего-либо еще. […] Он весьма внимательно созерцал ее, восхитился ею и потом превозносил превыше всех красавиц Испании и Италии»
[176].
Маргарита оставалась в Намюре два дня, ожидая, пока будут готовы суда, на которых путники должны были подняться по Маасу. Д'Энши покинул там королеву, тогда как господин и госпожа д'Аврек сопровождали ее до Юи, куда она прибыла тем же вечером. По дороге начались несчастья. После отъезда тяжело заболела демуазель де Турнон. В Юи из-за внезапного разлива реки королева едва успела высадиться с частью свиты и пройти на самые высокие улицы: «В этот вечер мы вынуждены были довольствоваться тем, что мог предложить нам хозяин дома, не имея возможности высадить на берег слуг и выгрузить поклажу, тем более выйти в город, в котором случился настоящий потоп». А начало пребывания в Льеже, куда поезд прибыл на следующий день и где его встретил епископ, «окруженный хорошим обществом, состоявшим из членов капитула и многих каноников — сплошь сыновей герцогов и графов, а также других важных сеньоров Германии», было омрачено смертью м-ль де Турнон. Королева присутствовала при похоронах, потом попыталась отвлечь от мрачных мыслей всю свою свиту, огорченную, как и она, потерей девушки. К счастью, город был восхитителен. Поскольку «воды располагались на расстоянии трех или четырех лье от города, в Спа, маленькой деревушке из трех-четырех убогих домов», то все поселились в этом старинном городе, где королева дивилась церквам, отделанным мрамором, музыкальным башенным часам, фонтанам, садам, галереям… Она сама проживала во дворце епископа, перебравшегося в другую резиденцию. Лечение водами давало и еще одну возможность для развлечения: из Спа воду доставляли курортникам по ночам, чтобы она сохраняла все ценные качества, и они пили ее утром, отдыхая в садах, «ибо принимать ее нужно было в движении, прогуливаясь». Остальной день был заполнен разнообразной деятельностью — пирами, балами, посещениями монастырей, концертами. Кроме того, визиты Маргарите нанесла добрая часть местной знати: «Когда разлетелся слух о моем приезде, многие дамы и сеньоры Германии прибыли [в Льеж], чтобы повидаться со мной», — пишет она, ни словом не намекая на политические переговоры, которые вела там. Тем не менее визит владетельной графини Аренберг в сопровождении сестры, сына и невестки едва ли можно рассматривать как нечто большее, кроме как проявление учтивости или любопытства: ведь все женщины этого рода приходились родственницами, с одной стороны, графине де Лален, с другой — герцогу Арсхоту.
Через шесть недель, то есть по окончании обычного срока курортного лечения, маленькая группа приготовилась возвращаться во Францию. Начинался сентябрь. Тогда-то, — пишет Маргарита, — в Льеж и приехала г-жа д'Аврек с неприятными новостями: дон Хуан захватил Намюр, нарушив соглашение, заключенное с католическими Штатами Фландрии. Правда, цитадель была занята в начале августа, и маловероятно, чтобы псевдокурортники ни о чем не слышали раньше. Несомненно, надо полагать, в Льеже опасность не представлялась серьезной, — разве что, напротив, было принято решение на всякий случай оставаться за пределами беспокойных земель. Однако теперь нужно было возвращаться, для чего (если не делать большой крюк) следовало пересечь Намюруа. А ведь «все провинции [Фландрии] запылали гневом и взялись за оружие». И герцог Алансонский тоже довел до сестры дурные новости французского двора: медовый месяц в отношениях между братьями кончился, королевские миньоны вновь начали искать ссор с каждым, кто им не нравится, Бюсси опять преследуют, а король раскаивается, что позволил сестре уехать
[177]. Таким образом, обратная поездка обещала быть особо трудной: «Я поняла, что вынуждена буду на обратном пути проезжать через земли разных партий, тем более что самые знатные лица в моем собственном окружении разделились в своих симпатиях на приверженцев испанцев и гугенотов». Она послала Мондусе к принцу Оранскому за разрешениями на проезд, тщетно прождала его три дня и решила ехать без этих документов. Однако лошадей задержали, поскольку ее казначей утверждал, что «у нас совсем нет денег, и нечем даже расплатиться за гостеприимство», — заплатить по счету пришлось г-же де Ла Рош-сюр-Йон. Наконец, 8 сентября группа отплыла в Юи в сопровождении главного распорядителя двора епископа Льежского.
Этот город принял сторону Штатов и отверг опеку епископа Льежского, оставшегося независимым, поэтому был враждебен к королеве Наваррской, тем более что именно после ее проезда через Намюр дон Хуан захватил цитадель. Так что кортежу предстояло столкнуться с настоящим народным восстанием: «Вскоре после того, как мы расположились в доме, [горожане] начали звонить в колокола, стягивать артиллерию на улицы и нацеливать ее прямо на мои окна […]. Всю ночь мы провели в тревоге, не видя никакого смысла вести переговоры со всем этим сбродом, грубиянами и невеждами». Тем не менее утром им позволили уехать. В Динане, на следующем этапе, путников ожидал другой сюрприз, который мы уже имели повод упомянуть в начале настоящей книги, — муниципальные выборы, которые весело отмечались на улицах, пока толпа не опознала в свите Маргариты одного давнего врага города и всеобщее опьянение не вылилось в агрессивность. Как мы видели, только имя графа де Лалена — упомянутое почти случайно — позволило успокоить толпу.
Наутро, после очень беспокойной ночи, возникли новые проблемы. У ворот Динана появился отряд дона Хуана, предлагая эскортировать королеву до Намюра — «все это преследовало двоякую цель, [комментирует она]: с одной стороны, чтобы захватить город, с другой — чтобы я оказалась в руках испанцев». С согласия бургомистров королева поспешила покинуть эти места, переправилась через Маас в южном направлении и достигла замка Флерин, все еще преследуемая испанскими солдатами. Новый повод для волнений: хозяйка замка, которая была одна и решила, что замок штурмуют, заперлась в донжоне и отказалась принимать группу; к счастью, подоспел ее муж
[178] и всех впустил; его специально прислал граф де Лален, чтобы обеспечить возвращение королевы во Францию через города, принявшие сторону Штатов. Таким образом, Маргарита беспрепятственно доехала до Като-Камбрези, сожалея, что не смогла вновь проехать через Моне, как обещала графине; она написала последней и послала подарки. Однако еще не все опасности остались позади. Поскольку на французской границе скопились гугенотские войска, королева рано утром выехала верхом в сопровождении всего нескольких человек и галопом домчалась до Катле; оттуда она вернулась в свои владения и 12 или 13 сентября прибыла в Ла-Фер, чтобы дожидаться возвращения спокойных времен.
