С этой первой встречи начались переговоры; в отчете сыну Екатерина уверяет, что «королева Наваррская весьма старалась и хорошо послужила […] мужу, что касается названного господина де Бирона»
[215]. Обсуждения завершились 5 октября подписанием нескольких статей, о которых договорились обе стороны, но никаких окончательных решений принято не было. Так что в последующие месяцы обе королевы продолжали ездить по Гаскони, занимаясь совместной терпеливой работой ради замирения этой страны, истерзанной гражданскими и религиозными распрями. «Королева моя мать, — пишет Маргарита, — полагала недолго пробыть [на Юге], но случился ряд инцидентов как со стороны гугенотов, так и католиков, что заставило ее задержаться здесь на пятнадцать месяцев»
[216].
Король Наварры не сопровождал их повсюду. Он не собирался примыкать к кортежу тещи и, кстати, должен был договариваться с собственными союзниками до встреч с королевами, во время этих встреч и после них, что не могло не создавать проблем. Так, из Ажена, где маршал де Бирон устроил каждой из женщин блистательный въезд, Екатерина писала, что король Наваррский как будто согласен на мир, — во всяком случае, он заверил в этом Маргариту, — но этого нельзя сказать о его окружении
[217]. Поэтому начало настоящих мирных переговоров со дня на день откладывалось. Тем временем обе дамы направились в Тулузу, куда Маргарита совершила въезд «в белых камчатных носилках, богато украшенных, позади которых следовало множество детей-хористов, певших и игравших на лютнях». На следующий день парламент этого весьма католического города принял по отдельности мать и дочь, и последняя привлекла к себе внимание, попросив его членов «смягчить свою суровость по отношению к протестантам»
[218]. Однако в тот же день она заболела и была вынуждена на некоторое время остаться в Тулузе в обществе герцогини д'Юзес. Потом она снова присоединилась к Екатерине в Лиль-Журдене, где была назначена встреча с целью переговоров с гугенотами и где обе женщины тщетно ждали короля Наваррского и его друзей.
Наконец, в Оше протестантские вожди встретились с королевами, и начались беседы во вновь улучшившейся атмосфере. Екатерина в самом деле не жалела сил, и ее ареопаг прелестных женщин, казалось, творит чудеса. «Мы встретили королеву Маргариту и девушек, — напрямик заявляет Тюренн. — Король Наварры и названная королева поздоровались и выразили большую готовность прийти к соглашению, чем в предыдущих случаях, когда они виделись; явились скрипачи; мы все начали танцевать»
[219]. Ему вторит и Сюлли: «Не слыша более голоса оружия, а только голос женщин и любви, вы в полной мере становитесь придворным и флиртуете, как и другие; вас ничто более не развлекает, кроме смеха, танцев и бега за кольцом; [и этим занят] даже сам король Наварры, между тем как теща морочит ему голову красивыми словами, сея рознь и раздор между ним, г-ном принцем [де Конде], г-ном де Тюренном и другими»
[220]. Маргарита сообщает, хотя и вскользь, о достижении этого уровня особой гармонии между обеими группами. Она отнюдь не считает протестантских вождей жертвами ловкости ее матери и утверждает, что они могли затягивать переговоры «намеренно, дабы как можно дольше видеться с ее фрейлинами, тем более что король мой муж был весьма влюблен в м-ль Дейель [Викторию д'Айала], а господин де Тюренн — в м-ль де Ла Вернь». Что касается королевы-матери, она действительно не забывала о своих политических задачах, в решении которых по-прежнему активно участвовала и Маргарита: «Моя дочь королева Наваррская неизменно оказывает наилучшие услуги во всех этих делах ради службы Вам», — писала она королю в конце ноября
[221].
Пока в Оше царили радость и веселье, в других местах, например в Ла-Реоле или Флерансе, произошло несколько вооруженных инцидентов, омрачивших празднества. Приготовления к настоящей мирной конференции все-таки начались, но место, где она произойдет, пока еще обсуждалось. Тем временем король Наваррский пригласил обеих королев в Нерак — столицу семейства Альбре. Маргарита, здоровье которой со времен пребывания в Тулузе было не самым блестящим, вовремя поправилась, и ее въезд в Нерак 15 декабря был одним из самых великолепных за время ее путешествия. Специально приехала Екатерина де Бурбон, сестра короля Наварры, чтобы с почетом принять гостей в замке и отпраздновать прибытие новой его обитательницы; Дю Бартас сочинил диалог на трех языках, который прочли три девицы, изображавшие гасконскую Музу, французскую Музу и латинскую Музу
[222]; Маргарита благоразумно отдала предпочтение музе гасконской…
Обе королевы весьма высоко оценили замок Нерак, где король Наваррский развесил великолепные ковры со вставками из драгоценных тканей, прежде украшавшие замок в По. Снаружи вдоль реки Баизы были разбиты сады, тогда как рукав реки заканчивался прекрасным рыбным садком. Городок был очарователен, и там жила память о великой Маргарите Наваррской. Здесь и поселилась ее внучатая племянница с тем, чтобы провести добрую часть зимы, чередуя проживание у мужа и визиты к матери, которая обосновалась поблизости, в Пор-Сент-Мари. Однако начало 1579 г. было несколько омрачено отъездом герцогини д'Юзес
[223]: «Поверьте, моя Сивилла, скажу без утайки, что еще никогда не ощущала утрату с таким сожалением, как потерю Вашего присутствия; ибо каждый день не проходит и часа, чтобы у меня не нашлось сказать Вам столько, что все, попадающееся на глаза, вызывает во мне неприязнь»
[224]. Но Маргарита была довольна — она неоднократно дала это понять, — тем более что верила в возможность форсировать приготовления к мирной конференции, теперь неизбежной; это подтверждает и собственноручная приписка ее фрейлины: «Королева […] никогда не была ни столь красивой, ни настолько веселой»
[225]. Впрочем, у королевы были и другие причины для радости: переговоры о браке Франсуа Алансонского и Елизаветы Английской приняли самый многообещающий оборот, и посланник Симье недавно отплыл в Англию, чтобы уладить последние формальности. Пока что Маргарита написала монархине особо льстивое письмо — слишком льстивое, скажет англичанка, — чтобы помочь его делу
[226].
