Я уже нашел ее номер в записной книжке, но так и не позвонил, а пошел на собрание.
Выступавший рассказывал обычную историю. В течение семи лет он употреблял героин, потом завязал, но стал пить и вскоре оказался в больнице. Выглядел он так, словно побывал в аду. И если верить его словам, это и был сущий ад.
Во время перерыва меня окликнул Джим и спросил, как идут дела. Я ответил, что отлично. Он поинтересовался, сколько времени я уже не пью.
— Седьмой день пошел.
— Но это же здорово! — просиял он. — Нет, правда, здорово, Мэтт!
Перерыв закончился, и я подумал, что, может, стоит выступить, когда подойдет моя очередь. Но что я скажу им? Что был алкоголиком… Но я сам не знал, был, им или нет. Тогда скажу, что сегодня пошел вот уже седьмой день и я трезв, как стеклышко, или что я рад оказаться здесь — в общем, что-то в этом роде. Но когда настал мой черед, я сказал то, что говорил всегда.
После собрания, когда я убирал свой складной стул, ко мне снова подошел Джим.
— Знаешь, мы тут обычно собираемся маленькой компанией в «Кобб корнер». Попить кофейку, потрепаться. Хочешь, присоединяйся.
— Я бы с удовольствием, — ответил я, — но как раз сегодня не могу.
— Ну, тогда в следующий раз.
— Обязательно, — сказал я. — С удовольствием, Джим.
Я мог бы пойти с ними. Заняться все равно было нечем. Но вместо этого я пошел к «Армстронгу», взял гамбургер, кусок сырного пирога и кофе. Кстати, то же самое можно было заказать и в «Кобб корнер».
Мне всегда нравилось у «Армстронга» по воскресеньям. К вечеру толпа рассасывалась, оставались только завсегдатаи. Покончив с едой, я взял чашку и подсел к бару — поболтать немного с Мэнни, техником из Си-би-эс, и музыкантом Гордоном. Пить не хотелось.
Потом я отправился домой и лег спать. Утром проснулся с чувством невнятной тревоги и приписал ее сну, который никак не мог вспомнить. Принял душ, побрился, но тревога не проходила. Оделся, спустился вниз, занес сумку с грязным бельем в прачечную, а костюм и брюки — в химчистку. Позавтракал, прочитал «Дэйли ньюс». Наткнулся на интервью с мужем той женщины, которая погибла от выстрела из дробовика в Бруклине. Они только что переехали в этот дом, они так мечтали иметь собственный дом, жить нормальной жизнью в приличном районе! И вот эти два гангстера, спасая свои жизни, забежали именно в их дом. «Словно перст Господа Бога указал им на Клэр Райчек», — писал журналист.
Из раздела городских новостей я узнал, что какие-то бродяги на Бауэри передрались из-за рубашки, которую нашли в мусорном баке на станции метро «Астор плейс Би-эй-ти», и один заколол другого восьмидюймовым лезвием складного ножа. Убитому было пятьдесят два года, убийце — тридцать три. «Интересно, — подумал я, — стали бы писать об этом происшествии, если бы оно произошло не в подземке?» Когда подобные типы убивают друг друга на помойке на той же Бауэри, это мало кого интересует.
Я продолжал изучать газету, словно боялся пропустить нечто важное, и гнетущее чувство тревоги не оставляло меня. И еще это ощущение походило на похмелье — пришлось напомнить себе, что накануне вечером я не выпил ни капли. Пошел восьмой день трезвой жизни.
Я зашел в банк, положил часть от вчерашних пяти сотен на свой счет, остальные разменял на десятки и двадцатки. Прогулялся до собора Святого Павла с намерением избавиться от пятидесяти баксов, но там шла служба. Тогда я отправился на Шестьдесят третью, где сегодня проходило собрание. Оно оказалось самым скучным из всех, на которых мне довелось побывать. Я сидел и тупо слушал, как оратор перечислял все, что выпил за свою жизнь, начиная с одиннадцати лет. Он монотонно бубнил в течение, наверное, сорока минут.
А потом я пошел в парк и купил хот-дог с лотка. Около трех вернулся в гостиницу, прилег подремать, затем где-то около половины пятого вышел снова. Купил «Пост» и пошел к «Армстронгу». Покупая газету, я бегло просмотрел заголовки, но они как-то не отложились в памяти. Я сел, заказал кофе, глянул на первую страницу… Там было ЭТО…
«Девушка по вызову. Изрезана на мелкие кусочки», — гласил заголовок.
Чего только не пишут в газетах! Я знал, что это, должно быть, просто совпадение, и в то же время кожей чувствовал, что это не так. Секунду сидел, сжимая в руке газету и закрыв глаза, чтобы эти страшные строки исчезли. Ее прекрасные синие глаза сияли передо мной. Стадо трудно дышать, а в горле застрял сухой, колючий комок.
Я перевернул эту чертову страницу, и там, на третьей, было то, чего я так боялся. Она погибла. Этот ублюдок все-таки убил ее!..
Глава 6
Ким Даккинен умерла в номере на семнадцатом этаже в «Гэлакси», новой высотной гостинице между Шестой авеню и одной из Пятидесятых. Номер снимал некий мистер Чарлз Оуэн Джоунс из Форт-Уэйна, штат Индиана, заплативший наличными вперед за сутки. Зарегистрировался он в воскресенье, в 9.15 вечера, а номер забронировал по телефону, за полчаса до этого. Предварительная проверка показала, что никакого мистера Джоунса в Форт-Уэйне не было и нет, а адрес, указанный им в регистрационной карточке, оказался фальшивым. Отсюда напрашивался вывод, что назвался он вымышленным именем.
Из номера мистер Джоунс никуда не звонил, никаких заказов не делал. Пробыв там несколько часов, ушел и даже не удосужился оставить ключ от комнаты. Мало того, он повесил на дверь табличку «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ», и обслуживающий персонал гостиницы свято выполнял эту просьбу вплоть до одиннадцати утра следующего дня, когда подошел срок перерегистрации. Горничная позвонила в номер по телефону, никто не ответил. Тогда она постучала в дверь и, снова не получив ответа, открыла ее служебным ключом.
Всю чудовищность сцены, представшей перед ее глазами, описать, по словам репортера из «Пост», было просто невозможно. На полу, у изножья разобранной постели, лежала обнаженная женщина. Ковер и постельное белье насквозь промокли от ее крови. Скончалась она от многочисленных, по оценке судмедэксперта, резаных и колотых ран, нанесенных предметом типа штыка или мачете. Убийца превратил ее лицо в «совершенно неузнаваемую кровавую маску». Но фотография, которую раздобыл предприимчивый репортер из «роскошных апартаментов мисс Даккинен на Меррей-Хилл», давала представление о том, с каким «материалом» пришлось работать убийце. Правда, там белокурые волосы Ким выглядели несколько иначе — спадали на плечи тяжелыми темными волнами, над лбом, словно тиара, красовалась всего одна коса. И глаза у нее были ясные и лучились весельем.
Идентифицировать личность полиции удалось по содержимому кошелька, найденного на месте преступления. Обнаруженная там сумма наличными уже на ранней стадии следствия позволяла исключить мысль об ограблении как мотиве для убийства.
Вот так.
Я отложил газету. И с удивлением заметил, что у меня дрожат руки. И все тело била мелкая, противная дрожь. Я поймал взгляд Эвелин и, когда она подошла, попросил принести двойное виски.
