— Вам видней.
— Да, конечно, — сказал он, — мне видней… — Он потер подбородок. — Вчера я тоже звонил Санни. Пару раз, как и вы, и никто не ответил. Ну, думаю, ладно, ничего страшного. Потом позвонил снова, примерно в час тридцать или в два, и снова никто не подошел. И тогда я забеспокоился и поехал к ней. Ключ у меня, естественно, был. Это же моя квартира. Почему бы мне не иметь ключа?
Я уже догадался, что случилось, но позволил ему высказаться до конца.
— Так вот, она была там, — сказал он. — И сейчас все еще там. Она… умерла.
Глава 22
Санни действительно была мертва. Она лежала на спине, обнаженная, закинув одну руку за голову. Вторая, согнутая в локте, ладонью вниз, была под грудью. Лежала она на полу, в нескольких футах от незастеленной постели; по ковру разметались красно-рыжие волосы, а из накрашенного рта наползла лужица рвоты. Она растекалась по ковру цвета слоновой кости, словно пена на поверхности пруда. Между белыми мускулистыми бедрами ковер потемнел от мочи.
На лице и лбу виднелись синяки, еще один большой синяк был на плече. Я чисто автоматически взял ее за запястье, чтобы нащупать пульс, но рука была уже совсем холодная. Слишком холодная для того, чтобы надеяться хоть на какие-то признаки жизни.
Глаза были открыты. Зрачки закатились. Мне захотелось прикрыть ей веки. Но делать этого я не стал.
Я спросил:
— Вы ее передвигали?
— Ни в коем случае! Я вообще ни к чему не прикасался.
— Не лгите. Вы приходили в квартиру Ким сразу после того, как она умерла. Значит, и здесь хотя бы в шкаф, да заглянули.
— Вы правы. Открыл несколько ящиков. Посмотрел, но ничего не брал.
— Что вы искали?
— Сам не знаю, приятель. Так вообще, на всякий случай, мало ли что интересного подвернется. Нашел немного денег, всего двести баксов. И оставил. Нашел чековую книжку, но и ее не взял.
— И сколько же было у нее на счету?
— Около тысячи. Не очень много. Но вот чего было предостаточно, так это разных пилюль. Целые тонны. А те, которыми она, вероятно, отравилась, вон там…
Он указал на туалетный столик с зеркалом в другом конце комнаты. Там среди бесчисленных баночек, коробочек, пузырьков с косметикой и духами валялись две пустые пластиковые капсулы с рецептурными наклейками. На обеих значилось имя пациентки: «С. Хендрикс», хотя лекарства выписывали разные врачи. И выданы они были в разных аптеках — судя по адресам, находившихся в этом районе. Один рецепт был выписан на валиум, второй — на секонал.
— Я всегда заглядывал в ее аптечку, — сказал он. — Как-то, знаете, механически. И ничего, кроме какого-нибудь антигистаминного препарата от сенной лихорадки, не находил. А вчера ночью открыл вот этот ящик и обнаружил там целый склад. Всю эту муть, что выдают только по рецептам.
— Какую именно?
— Да я как-то не особенно приглядывался. Не хотел оставлять лишних отпечатков. Судя по всему, там были в основном успокаивающие. Набор пробирок и склянок. Валиум, либриум. Потом элавил, тоже снотворное, типа секонала. Потом упаковки с таблетками для поднятия тонуса, как их там, вроде бы риталин. Но в основном успокаивающие, — повторил он. — Да там такие штуки были, о которых я сроду не слыхивал! Надо быть врачом, чтобы разобраться, что к чему.
— И вы не знали, что она принимала эти таблетки?
— Понятия не имел!.. Подите-ка сюда, взгляните! — Осторожно, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, он выдвинул ящик комода. — Вот полюбуйтесь! — Рядом со стопкой аккуратно сложенных свитеров стояли примерно две дюжины пузырьков. — Я думаю, есть человек, который по уши замешан в этом дерьме! — сказал он. — Который потом испугался и смылся. А я ничего о нем не знаю. И это бесит меня, Мэтт. Вы прочли записку?
Записка была на туалетном столике, и подставкой для нее служил флакон туалетной воды «Норель».
Я отодвинул флакон тыльной стороной ладони, взял записку и подошел к окну. Написана она была бледно-коричневыми чернилами на бежевой бумаге, и для того, чтобы увидеть текст, нужно было больше света.
Я прочитал следующее:
«Ким, тебе повезло. Ты нашла человека, который сделал это за тебя. Мне приходится самой.
Если бы у меня хватило мужества, я бы предпочла прыжок из окна. Летела бы себе вниз, а на середине «пути» могла, бы передумать, и всю оставшуюся часть этого «пути» смеялась бы над собой. Но мужества у меня нет, а лезвие бритвы тупое.
Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу.
Все бесполезно. Прошли хорошие времена. Чанс, прости. Ты показал мне, что такое счастливая жизнь, но теперь все кончилось. Праздничные толпы разошлись по домам. Веселье иссякло, соревнования закончились. И никто не знает, с каким счетом.
Нет иного способа соскочить с этой карусели. Она выбрала медное кольцо, и палец у нее позеленел.
Никто не купит мне изумруды. Никто не собирается дать мне ребенка. Никто уже не спасет мою жизнь.
Меня тошнит от улыбок. Мне до тошноты надоело бежать, догонять и цепляться. Счастливым дням конец»
Я смотрел из окна на Гудзон и упирающиеся в небо зубчатые очертания небоскребов. Санни жила и умерла на тридцать втором этаже высотного жилого дома под названием «Линкольн-Вью-Гарденс»
[8], хотя никакими садами здесь и не пахло. Если не считать, конечно, пальм в кадках внизу, в вестибюле.
— А вон там Линкольн-центр, — сказал Чанс.
Я кивнул.
— Надо было поселить здесь Мэри Лу. Она любит ходить на концерты, а отсюда до Центра — рукой подать, можно и пешком. Но вся штука в том, что она привыкла жить в Вест-Сайде, а я настаивал, чтобы она переехала в Ист-Сайд. Иногда, знаете, надо менять обстановку. Вносить хоть какое-то разнообразие в их жизнь.
Меня не слишком интересовали психологические проблемы и тонкости работы сутенера. Я спросил:
— Она и раньше пыталась?
— Что? Покончить с собой?
— Да. Ну, вот же она пишет: «Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу»
— Нет, при мне этого не было. А я знаю ее вот уже два года.
— Что она имела в виду, написав: «… лезвие бритвы тупое»?
— Не знаю.
Я подошел к телу и осмотрел запястье той руки, которую она закинула за голову На коже отчетливо проступали тонкие горизонтальные шрамы. Идентичный шрам я обнаружил и на другой руке. Поднялся, перечитал записку.
— Ну, что там, приятель?
Я достал блокнот и переписал в него весь текст предсмертного послания, слово в слово. Затем стер отпечатки своих пальцев «Клинексом» и положил записку на место, на туалетный столик, прислонив к флакону с туалетной водой.
