— Но я толком ее не разглядел. Просто взглянул, там она или нет, вот и все.
— Какого цвета?
— Темная.
— Замечательно! Двухдверная? Четырех?
— Не заметил.
— Новая? Старая? Какой марки?
— Машина последней марки, одной из последних, — уточнил он. — Американская, не иностранная, это точно. А вот что касается марки… Когда был мальчишкой, то разбирался. Тогда они различались. А теперь все на один лад.
— Это верно, — заметил Деркин. — За исключением «Америкен моторс», пожалуй, — сказал он, — «гремлин», «пейсер» — их еще можно различить. Все остальные выглядят одинаково.
— Но это был не «гремлин» и не «пейсер», ведь так?
— Так.
— Седан? С откидным верхом?
— Я вам правду говорю, — сказал он. — Я заметил только, что машина там была. А потом ее не стало. А какой марки машина — указано в карточке. Модель, производство, номер — все.
— Вы имеете в виду — в регистрационной карточке?
— Ну да. Все это положено записывать.
Карточка лежала на столе; она была вложена в пластиковый конвертик — чтобы не исчезли отпечатки пальцев. С ними еще предстояло поработать ребятам из лаборатории.
«Имя: Мартин Альберт Рикон. Адрес: 211 Джилфорд-вей. Город: Форт-Смит, Арканзас. Модель авто: «шевроле». Год выпуска: 1980. Седан. Цвет: черный. Лицензионный номер: IK-904. Подпись: М. А. Рикон».
— Почерк, похоже, тот же, — сказал я Деркину. — Те ли это печатные буковки?
— Эксперты проверят. Они могут определить: одна и та же рука нанесла раны в «Гэлакси» и здесь или нет. А ты обратил внимание, как этот тип любит форты? Форт-Уэйн, штат Индиана, потом Форт-Смит, Арканзас.
— Да, вроде бы начала просматриваться какая-то схема, — заметил Гарфейн.
— Рикон… — протянул Деркин. — Что-то итальянское.
— М. А. Рикон. Похоже на фамилию парня, который изобрел радио.
— То был Маркони, — сказал Деркин.
— Ну, все равно похоже. Так, значит, этот тип — макаронник. Воткните ему перо в шляпу — и можете смело называть макаронником.
— Ты лучше в задницу ему перо воткни! — проворчал Деркин.
— Может, он воткнул его в задницу Куки, а может, никакого пера и не было. А Мартин Альберт Рикон — это вымышленное имя. Как он назвался тогда в «Гэлакси»?
— Чарлз Оуэн Джоунс, — ответил я.
— Смотри-ка, любит вторые имена! Хитрый, скотина, верно?
— Очень хитрый, — согласился Деркин.
— Но по-настоящему хитрые, очень хитрые, обычно знают, что каждое слово что-нибудь, да означает. Ну, взять, к примеру, Джоунс. На сленге это — «привычка». Ну, допустим, «героин Джоунс». То есть парень, привыкший к героину, наркоман. Есть еще такое выражение: «стодолларовый Джоунс». Это значит, что привычка обходится наркоману в сотню ежедневно.
— Знаешь, ты мне просто глаза открыл, — заметил Деркин.
— Рад стараться!
— Потому как я всего каких-нибудь четырнадцать лет в полиции. И сроду не видывал ни одного наркомана!..
— Так что этот сукин сын у нас грамотный, — заметил Гарфейн.
— Может, номер машины куда-нибудь приведет?
— Туда же, куда и имя, и адрес. Я звонил в автоинспекцию штата Арканзас, но это лишь напрасная трата времени. Заезжая в местечко, подобное этому, даже нормальный человек никогда не будет называть настоящего номера своей машины. И, регистрируясь, не станет парковаться под окном, чтобы портье мог проверить. И вы, разумеется, не проверили, правду он сообщает или нет. Ведь так?
— Нет такого закона, который обязывал бы меня проверять, — сказал управляющий.
— И вымышленные имена тоже часто используют. Вы обратили внимание, ведь наш красавчик записался в «Гэлакси» как Джоунс, а здесь — Рикон. Да тут, должно быть, полным-полно этих Джоунсов, Смитов и Браунов. Сколько у вас Смитов, а?
— Нет такого закона, который обязывал бы меня проверять у них удостоверения личности, — ворчливо повторил управляющий.
— Или обручальные кольца, да?
— Или обручальные кольца, свидетельства о браке и все остальное. Все они люди взрослые, и это, черт побери, меня не касается!
— Может, и слово «Рикон» что-нибудь означает по-итальянски? — предположил Гарфейн.
— Умница, молодец! — похвалил его Деркин. И спросил управляющего, нет ли у него в мотеле словаря итальянского языка. Управляющий уставился на него, точно громом пораженный. — И это называется мотель! — презрительно заметил Деркин, покачивая головой. — Тут, наверное, даже Библии нету.
— Почти в каждом номере есть.
— Господи ты Боже мой, неужели? Библия, надо же! Рядом с кассетником, по которому крутят порнуху! Лежит себе на тумбочке рядом с водяным матрацем.
— У нас только в двух номерах водяные матрацы, — заметил несчастный. — И мы взымаем за них дополнительную плату.
— Хорошо, что наш мистер Рикон, судя по всему, бедноват, — сказал Гарфейн. — Иначе бы ему пришлось топить Куки, а это — дело хлопотное.
— Расскажите мне об этом человеке, — попросил Деркин. — Опишите его еще раз.
— Но я ведь уже сказал…
— Ты будешь говорить это снова и снова, ровно столько, сколько потребуется, понял? Высокий?
— Высокий.
— Моего роста? Выше? Ниже?
— Во что был одет? Была ли на нем шляпа? Галстук?
— Что-то не припомню.
— Вот он входит в дверь, направляется к вам. И просит комнату. Потом заполняет карточку. Платит наличными. Кстати, сколько стоит у вас такой номер?
— Двадцать восемь долларов.
— Не так уж и дешево. А порнуха идет за дополнительную плату?
— Надо опустить монетку…
— Удобно, очень удобно! Так, значит, двадцать восемь баксов… Хороший бизнес, особенно если учесть, что один номер можно прокрутить несколько раз за ночь. Как он платил?
— Я же сказал — наличными.
— Нет, какими купюрами? Что он вам дал? Пару бумажек по пятнадцать?
— Пару… э-э?..
— Он дал вам двадцатку и десятку, да?
— Нет. Кажется, две двадцатки.
— И вы дали ему сдачу двенадцать баксов? Погодите-ка, ведь еще налог надо учесть.
— С налогом выходит двадцать девять сорок.
— Итак, он дал вам сорок баксов. А вы дали ему сдачу, да?
Что-то в голове его, видимо, прояснилось.
— Он дал мне две двадцатки и сорок центов, — сказал управляющий. — А я дал ему сдачу десятку и еще один доллар.
