Мы зашли к ней в мастерскую, и она сварила целый кофейник кофе. Я поставил чашку перед собой — и тут меня словно прорвало. Когда перестал говорить и отпил глоток, кофе был уже холодный. Я рассказал ей все: о меховом манто Ким, о пьяных парнях в автомобиле и разбитой бутылке, о своей поездке в Куинс и о том, что мы там видели. И еще я рассказал ей о сегодняшнем дне — как я поехал на метро на Лонг-Айленд и побродил там. Потом вернулся к дому в Ист-Виллидже, где снимала квартиру Куки Блю, затем пересек остров и облазил все бары для геев на Кристофер-стрит, а потом прочесал все их злачные места на Вест-стрит.
Ко времени, когда я завершил это путешествие, связываться с Джоем Деркином было уже поздно, и я так и не узнал результаты криминалистической экспертизы.
— Убийца тот же, — сказал я Джен. — И он использовал то же оружие. Высокий мужчина, чрезвычайно сильный. И еще он зациклен на мачете, или как там называют это оружие.
Звонки в Арканзас ничего не дали. Адрес в Форт-Смите оказался вымышленным, что и следовало ожидать. А номер, под которым была зарегистрирована машина убийцы, на самом деле принадлежал оранжевому «фольксвагену», хозяйкой которого была преподавательница из детского сада в Файетвилле.
— Наверное, ездила на нем только по воскресеньям, — вставила Джен.
— Ну, примерно так. Короче говоря, этот тип приплел Арканзас точно так же, как Форт-Уэйн в Индиане. Но номер на машине был настоящий, вернее, почти настоящий. Кто-то догадался проверить список автомобилей, находящихся в розыске, и обнаружили темно-синюю «импалу», угнанную прямо с улицы в Джексон-Хайтс всего за два часа до убийства Куки. Номер тот же, под которым убийца зарегистрировался в мотеле, но, заполняя карточку, он переставил местами пару цифр, и, конечно, это был нью-йоркский номер, а вовсе не штата Арканзас.
Машина очень похожа на ту, которую описал управляющий мотелем. Проститутки, бродившие по улице как раз в то время, когда маньяк подцепил Куки, тоже указали на эту машину. Они сообщили, что какое-то время авто медленно двигалось вдоль тротуара, пока, наконец, пижон, сидевший за рулем, не остановил свой выбор на Куки.
Машину еще не нашли, но это вовсе не означает, что он до сих пор пользуется ею. Порой проходит немало времени, прежде чем удается обнаружить похищенную и затем брошенную угонщиком машину.
Иногда воры специально оставляют ее в местах, где запрещена парковка, и откуда полицейский грузовик отволакивает их на буксире на площадку-отстойник. Надеюсь, в данном случае этого не произойдет — обязан же кто-то проверять, не числится ли неправильно запаркованный автомобиль в списке угнанных. Но, как известно, далеко не все делается так, как надо. Впрочем, не важно. Мы уже знаем, что убийца бросил машину ровно через двадцать минут после того, как расправился с Куки, причем снова успев предварительно стереть все отпечатки пальцев.
— А не пора ли тебе завязать со всем этим, Мэтт?
— С делом?
Она кивнула.
— Ведь с этого момента все целиком зависит только от полиции, так? Обработка и анализ вещественных доказательств, сведение воедино всех деталей и подробностей…
— Ну, наверное.
— К тому же маловероятно, что теперь они положат это дело на полку и благополучно о нем забудут. Ну, когда ты опасался, что они могут поступить так в случае с гибелью Ким. Газеты подняли такой шум! Да они просто не позволят полиции расслабиться и отложить дело, как бы ей этого ни хотелось.
— Это верно.
— Тогда зачем так уж напрягаться, а, Мэтт? Ты и без того уже честно отработал деньги своего клиента.
— Думаешь?
— А разве нет? Причем эти деньги достались тебе куда бо́льшим трудом, чем ему.
— Думаю, ты права.
— Мне кажется, не стоит больше суетиться. Ведь в одиночку ты вряд ли справишься с делом, на которое брошены лучшие силы полиции.
Я задумался. И после паузы сказал:
— Должна быть какая-то связь.
— Какая связь?
— Между Ким и Куки. Потому что иначе, черт побери, все это вообще не имеет никакого смысла! У убийцы-маньяка всегда есть какая-то модель поведения и поступков, пусть даже недоступная пониманию нормального человека. Пусть даже она существует только в его голове. Ким и Куки вовсе не были похожи друг на друга. И жизнь у них была разная. О Господи, да начать хотя бы с того, что они были разного пола! Ким сидела на телефоне у себя дома, и ее опекал сутенер. Транссексуал Куки шлялась по улицам и обслуживала клиентов в их машинах. Она была вне закона. Сейчас Чанс пытается выяснить, не было ли у нее сутенера, о котором никто не знал. Но, думаю, маловероятно, чтобы он кого-нибудь нашел.
Я отпил глоток давно остывшего кофе.
— И еще… Он выбрал именно Куки. Он не спешил, ездил взад-вперед по улице, убедился, что сделал правильный выбор, подобрал именно Куки, а не кого-то еще. Где связь? Ведь типаж тут роли не играет. Физически Куки была почти что полной противоположностью Ким.
— Связь — в ее личной жизни?
— Возможно. Но какой она была, ее личная жизнь, проследить очень сложно. Она жила в Ист-Виллидже и промышляла на Лонг-Айленде. Я обошел все бары для геев в Вест-Сайде, и мне не удалось найти ни одного человека, который знал бы ее. У нее не было сутенера, не было постоянного любовника. Ее соседи с Восточной Пятнадцатой понятия не имели, что она проститутка. И лишь некоторые из них подозревали, что она не женщина. Единственный оставшийся в живых родственник, брат, до сих пор не знает, что она погибла.
Я продолжал думать вслух. Оказалось, что «Рикон» — вовсе не итальянское слово. И если это было имя, то довольно редкое. Я просмотрел все телефонные справочники по Манхэттену и Куинсу и не обнаружил там ни единого Рикона.
Когда, наконец, я выдохся, она сварила свежий кофе, и мы долго сидели за столом в полном молчании. Потом я сказал:
— Спасибо.
— За кофе?
— За то, что выслушала. Теперь мне гораздо лучше. Надо было выговориться, вот и все.
— Да. Это всегда помогает.
— Я убедился.
— А на собраниях ты никогда не выступаешь?
— Господи, ну не буду же я рассказывать им обо всех этих вещах?
— Ну, конечно, не обо всех, это понятно. И в подробности вдаваться вовсе не обязательно. Но ты бы мог рассказать в общих чертах, описать, через что пришлось пройти, когда ты пил, и как ты себя при этом чувствовал. Эти откровения помогают куда больше, чем ты думаешь, Мэтт.
— Не уверен, что способен на такую откровенность. Черт, да я даже не могу признаться, что я алкоголик! Только и знаю, что твердить, как попугай: «Мое имя Мэтт, и я сегодня воздержусь».
— Может, еще разговоришься?
— Может быть.
— А сколько ты уже не пьешь, Мэтт?
Я задумался.
