* * *
Выйдя на улицу, мы с Джен в полном молчании прошли два квартала. Затем я сказал:
— Спасибо, что пришла.
— Спасибо, что позвал меня… Господи, как же это глупо! Словно разговор после вечеринки: «Спасибо за приглашение. Я прекрасно провела время». — Она достала из сумки платочек, промокнула глаза, высморкалась. — Я рада, что ты пошел не один, — добавила она.
— Я тоже.
— И еще я рада, что видела это. Было так печально и прекрасно… А кто этот мужчина? Ну, что заговорил с тобой у выхода?
— Это Деркин.
— Ах, вон оно что!.. А зачем он сюда приходил?
— Надеялся, что ему подфартит, полагаю. Никогда наперед не знаешь, кто может вдруг заявиться на похороны.
— Но ведь народу было не так уж и много.
— Всего ничего.
— Хорошо, что мы там были.
— Да.
Я купил ей чашку кофе, затем поймал такси. Она упрямилась, твердила, что вполне может доехать и на метро, но я все-таки усадил ее в машину и заставил взять десять баксов — расплатиться с водителем.
* * *
Дежурный галереи «Парк-Бернет» провел меня на второй этаж, где были выставлены предметы искусства стран Африки и Океании. Я увидел Чанса. Он стоял перед застекленным стеллажом, где выстроилась коллекция из восемнадцати или двадцати маленьких золотых фигурок. Некоторые изображали животных, другие — человеческих существ и предметы домашнего обихода. Одна почему-то надолго врезалась в память — человечек сидит на корточках и доит козу. Самая крупная фигурка легко уместилась бы на ладони ребенка; большинство отличалось изяществом, но и некой карикатурностью.
— Золотые гири Ашанти, — объяснил Чанс. — Из страны, которую британцы называли Золотым Берегом. Теперь это Гана. Позолоченные копии попадаются в лавках. Так, дешевка, жалкие подделки. А эти — настоящие.
— Собираетесь купить?
Он покачал головой.
— Они со мной не говорят. А я всегда стараюсь купить вещи, которые могут разговаривать. Идемте, покажу кое-что.
Мы пересекли зал. На постаменте с четырьмя ножками стояла бронзовая женская голова. Она была надежно закреплена у основания. Широкий приплюснутый нос, резко выступающие скулы. Шея густо унизана бронзовыми ожерельями, отчего вся голова приобрела форму конуса.
— Бронзовая скульптура исчезнувшего королевства Бенин, — объяснил он. — Голова королевы. О ранге этой особы судили по числу ожерелий на шее. Она говорит, с вами, Мэтт? Со мной говорит.
Я чувствовал силу, таившуюся в этом бронзовом лице, — холодную силу и безжалостную волю.
— А знаете, что она говорит? Она издевается: «Эй, ниггер, ну что ты на меня вылупился? Да тебе всех твоих денег не хватит, чтобы купить меня и унести домой!» — Он рассмеялся. — По предварительной оценке она стоит от сорока до шестидесяти тысяч долларов.
— Будете участвовать в аукционе?
— Еще не знаю. Тут, конечно, есть несколько предметов, которые я не прочь бы купить. Но иногда я хожу на аукционы просто из любопытства, как некоторые люди ходят на бега. Не делать ставки, а просто посидеть на солнышке и посмотреть, как бегут лошадки. Мне нравится сама атмосфера аукциона. Нравится стук молотка… Ну, нагляделись? Тогда идем.
Он оставил машину в гараже на Семьдесят восьмой. По Пятьдесят девятой мы выехали к мосту и вскоре оказались на Лонг-Айленде. Вдоль проезжей части, у края тротуара, стояли проститутки — в одиночку и парами.
— Вчера вечером их было совсем мало, — заметил он. — Наверное, днем чувствуют себя в большей безопасности.
— А вы были здесь вчера?
— Просто проезжал. Он ведь где-то здесь подобрал Куки, потом повез на Куинс-бульвар. Или же через эстакаду. Впрочем, наверное, это не так уж важно.
— Не скажите.
Мы выехали на Куинс-бульвар.
— Хочу поблагодарить вас за то, что пришли на похороны, — сказал он.
— Я хотел проводить ее.
— Шикарная женщина с вами была…
— Спасибо.
— Кажется, Джен?
— Да.
— Вы с ней… э-э…
— Мы друзья.
— Ах, вот как!.. — Он затормозил на красный свет. — А Руби не пришла.
— Знаю.
— Я тогда вам навешал лапши. Не хотел, чтобы объяснение для вас расходилось с версией для девушек. Руби смылась. Собрала свои вещички и смоталась. Когда это произошло? По всей видимости, вчера. Накануне вечером мне передали, что она звонила. Но я весь день был в бегах, организовывал эти похороны. Все прошло нормально, как считаете?
— Просто прекрасно.
— Я тоже так думаю. Так вот, мне передали, что она звонила и оставила номер телефона. С кодом города, 415. Это Сан-Франциско. «Вот еще новости!» — удивился я. И позвонил. А она заявляет, что решила переехать. Я даже сначала не поверил: «Что за дурацкая шутка!» Поехал к ней на квартиру и вижу: пусто, все вещи свои забрала. Одежду и прочее. Нет, мебель осталась. В городе нехватка жилья, люди просто на уши становятся, чтобы найти квартиру, а я сижу на трех пустых хатах, как собака на сене. Смешно, да?
— А вы уверены, что говорили именно с ней?
— Уверен.
— И что она находится в Сан-Франциско?
— Ну, во всяком случае, должна быть там. В Беркли или Окленде, где-то в тех краях. Я ведь сперва набрал код, а потом уже номер. Она должна была находиться там, чтобы ответить, верно?
— А она сказала, почему вдруг решила уехать?
— Сказала, что пришло время. Напустила туману. Словом, обычные ее восточные штучки.
— Считаете, она боялась, что ее убьют?
— Мотель «Паухаттан», — указал он. — То самое место, да?
— Да, то самое.
— И вы были там и обнаружили труп?
— Его обнаружили до меня. Но когда я приехал, тело еще находилось там.
— Должно быть, не слишком приятное зрелище.
— Да уж.
— Эта Куки работала одна. Без сутенера.
— То же самое говорит полиция.
— Но ведь у нее мог быть сутенер, о котором они не знают. Я тут переговорил кое с кем. Работала она одна, а если и знала Даффи Грина, никто об этом не слышал. — Он свернул направо. — Мы едем ко мне, о'кей?
— Идет.
— Сварю кофе. Вам ведь тогда понравился мой кофе?
— Да, кофе замечательный!
— Ну, вот я и сварю.
* * *
Днем в Гринпойнте было так же безлюдно и тихо, как и ночью. Одно прикосновение к кнопке — и дверь гаража поползла вверх. Затем он опустил ее, нажав на другую кнопку; мы вышли из машины и прошли в дом.
