В носу и горле понемногу начинало свербеть, и безумно хотелось выпить молока с медом. Так можно было бы смягчить симптомы явно начинающейся простуды. Вот только после «бодрящего душа» я начала еще больше бояться брать из рук прислуги лекарства. Второй их «шуточки» я могу и не пережить.
Когда у меня из носа потекли сопли, Ланс понял, что мое здоровье решило дать сбой.
— Ты чего это, Вив, расхворалась вдруг? У тебя же здоровье такое, что лошадям впору завидовать.
Согласно чихнула.
— Вот только, знаешь ли, ни одно здоровье не выдержит, если обливают ледяной водой в холодном помещении.
Насморк усиливался с каждой секундой все больше и больше, да еще, кажется, начинало понемногу морозить.
— Кто тебя так?! — обалдело переспросил Уолш.
Мой носовой платок уже насквозь промок.
— Подозреваю, миссис Кавендиш решила отомстить за дурное самочувствие своего хозяина. Теперь в этом замке двое больных.
И тут я снова чихнула.
Через пару часов стало окончательно понятно, что работник из меня совершенно никакой. Сперва мне стало жарко, и одно это вызывало подозрения, потому что никто не удосуживался как следует протапливать библиотеку, и в ней постоянно было слегка зябко. Посмотрев на мои мучения, Ланс сперва сбегал мне за пледом и теплым свитером, а потом притащил еще и стакан с горячим пуншем. Меня посетила в очередной раз мысль о подсыпанном слабительном, но я чувствовала себя уже настолько паршиво, что даже перспектива застрять надолго в туалете не настолько и пугала.
Потом зазвенело в ушах, и стало понятно: в ту ночь, после того, как мы с Лансом поплутали в подземельях Корбина, меня разбудило что-то другое, а не звон в ушах. Он звучит совершенно иначе.
Пунш особо не помог. К обеду я настолько расклеилась, что впала в какое-то полубредовое состояние, в глаза словно песка сыпанули, насморк прекратился совершенно, однако напрочь пропал голос, и на вопросы Ланса я только хрипела. Об обеде и речи быть не могло: встать со стула уже приравнивалось к подвигу, возможно, эпическому.
— Что-то ты, старушка, совсем сдала, — пробормотал Уолш, разглядев меня во всех подробностях. — Пойдем-ка, отведу тебя в спальню. Ты еще как минимум дня два будешь не работник.
Неестественно холодная ладонь коснулась моего лба.
— Да ты как печка, Вив! Тебе срочно нужно в постель! И доктора! Непременно доктора!
Понятно. Это вовсе не Ланс холодный, а у меня сильный жар.
— Что-то я и правда расклеилась… — прохрипела я и покорно позволила отвести себя в комнату, мельком отмечая, что под шумок коварный коллега решил устроить меня в той самой первой злосчастной комнате. Однако возмущаться сил не было, да и действительно, зачем Лансу под боком больная?
Отключилась я, едва только легла на постель, не раздеваясь и не залезая под одеяло. Потом в полубреду отмечала, что меня переодевали в пижаму, обкладывали теплыми бутылками, кутали. Надеялась про себя только на то, что всем этим занимался не Ланс. Впрочем, какая в самом деле разница, кто за мной ухаживал?
Сознание прояснилось, только когда меня начал тормошить какой-то старик. Я отчетливо различала голос, однако перед глазами все равно продолжала стоять мутная пелена.
— Ну-ну, моя дорогая, давайте-ка откроем ротик.
Старик, очевидно, относился к тому разряду людей, которым проще пойти навстречу, чем объяснить, почему, собственно говоря, не хочешь или не можешь что-то сделать. Как бы достоверно я не изображала обморок, все равно растормошили, осмотрели, влили в рот несколько отвратительных на вкус зелий и прошептали пару заклинаний.
В голове самую малость прояснилось, и я сообразила, наконец, что возятся со мной слишком уж профессионально. Стало быть, ко мне отправили целителя, того самого, который пользовал самого Грейстока.
— Как же вы, юная леди, смогли так катастрофически сильно простудиться? В вашем возрасте иммунитет должен быть силен, — сетовал на мое состояние целитель, представившимся доктором Монтегю.
Я мрачно ухмыльнулась и произнесла:
— Череда трагических случайностей.
Целитель хмыкнул как будто с пониманием, но я не была полностью уверена, что доктору Монтегю действительно известна истинная причина моих заключений.
— Как здоровье графа? — спросила я у целителя.
Пока Грейсток окончательно не поправится, у меня не будет и единого шанса на нормальное отношение со стороны графских слуг.
— Идет на поправку, насколько это вообще возможно при его состоянии, — спокойно и, кажется, вполне честно ответил на мой вопрос целитель, пожав плечами. — Этот молодой человек упорен во всем, в том числе и своем желании жить. Милорд, несомненно, поправится в самое ближайшее время. Вероятно, вам придется провести в постели больше времени, чем графу.
От таких прогнозов захотелось тихонько сдохнуть на своей старинной кровати под бархатным балдахином и оставить все на Ланселота Уолша. Пусть бы сам разбирался с делами…
Каждый день моей болезни был равнозначен дню простоя, значит, отъезд оттягивался. Еще больше оттягивался! Мысленно я призывала громы и молнии на головы миссис Кавендиш, да и всех здешних слуг к тому же.
— Хотелось бы выздороветь побыстрей, — пробормотала я, чувствуя, как снова жар сменился ознобом.
Целитель вздохнул и произнес тоном любящего дедушки:
— Если вы, юная леди, будете послушной пациенткой и станете выполнять все мои указания в точности, поправитесь быстрей. В основном же нам остается только положиться на природу и ждать.
Вообще не утешало, между прочим, но что мне еще оставалось? Только глотать зелья и спать, альтернатив такой трате времени не было.
Болеть в одиночестве — что может быть хуже? Как по мне, ничего. Пусть замок был полон людей, однако никому из них до меня особого дела не было. Ланс вкалывал за нас двоих, и ждать его раньше, чем после ужина, не стоило. И пусть я сама бы погнала его в библиотеку, вздумай он изображать тут сиделку, все равно в груди стыла иррациональная обида. От слуг Грейстока тоже ждать проявлений заботы не стоило: я получила исключительно минимум помощи, который положен больному, и то при этом каждая горничная, что являлась принести мне воды, еды или сменить компресс, считали своим священным долгом скривить при виде меня такую рожу, что, честное слово, лучше бы не приходили вовсе.
Хорошо еще я больше спала, чем бодрствовала, так что не чувствовала до конца, насколько тоскливо мое вынужденное одиночество.
Когда в очередной раз сознание прояснилось, за окном уже стемнело. В спальне тоже из всего света был включен только бра в дальнем углу комнаты рядом с креслом. Там кто-то сидел, однако, чтобы разглядеть, кто именно, пришлось бы подниматься в кровати, что я сочла совершенно невозможным делом.
— Ланс, шел бы ты спать, — прохрипела я, отворачиваясь от источника света, который сейчас слишком сильно резал глаза. — Не хватало еще, чтобы ты из-за меня не выспался.
