Не знаю, чего на самом деле добивался Ланс своей обличающей речью, но в итоге мне просто стало мучительно стыдно за собственное поведение по отношению к графу, который все, разумеется, заметил, понял и промолчал. Хорошее воспитание — если оно действительно хорошее — не позволяет тыкать других в их промахи.
— Была неправа, теперь вот взялась за ум, исправилась, — пробормотала я, прикидывая, не стоит ли еще раз для профилактики извиниться перед Джаредом за все выходки, вольные и невольные, что отколола в его родовом замке?
Нет, я сомневаюсь, что граф Грейсток будет упорно помнить зло… Хотя нет, не зло даже, неприятные моменты, доставленные мной, но для самоуспокоения стоит переговорить с ним и окончательно все решить, если не навсегда, то хотя бы надолго.
— Умеешь ты… исправляться, — прокомментировал мой ответ в обычной своей ехидной манере Уолш, водя пальцем по строчкам. Хорошо еще, в перчатках, однако, подозреваю, если бы старик Лэмптон увидел бы такое святотатство, его бы непременно хватило на радостях удар.
Тон Ланселота меня не особенно устраивал, вообще, от всех эти намеков я чувствовала себя гадко. То и дело на ум приходила старая пословица «Назвав хромого слепым, ты его не обидишь».
— Но погоди-ка… — внезапно ошарашенно протянул Ланс, и склонился над документом, словно бы пытаясь разглядеть там какую-то крохотную деталь.
— Лупу дать? — уточнила я деловито.
Что именно могло привлечь такое внимание коллеги, мне вообразить не удалось. Ланселот вообще не слишком был увлечен историей, так что реакция Уолша слегка ставила в тупик.
— Да нет, — покачал он головой. — Зрение у меня пока отличное, просто кое-что показалось странным…
Я подсела к Уолшу, желая узнать побольше подробностей. Вот чего у Ланса было не отнять, так это чутья, которое делало из него отличного детектива, действительно отличного.
— И что именно? — спросила я, разглядывая как будто ничем не выделяющийся брачный контракт, каких я уже насмотрелась до конца жизни. Даже появилась пораженческая мысль самой никогда не вступать в брак, чтобы не довелось снова вникать в такой тихий ужас. А выходить замуж без брачного контракта — бессмысленная трата времени.
— Мисс Доротея Лоуэлл вышла замуж за мистера Клемента Ладлоу, баронета Хорн… — произнес задумчиво куратор, как-то особенно старательно проговаривая каждое имя.
Лично мне ничего так и не было понятно. Ну, вышла одна графская дочка за какого-то удачливого баронета — а только действительно удачливый человек мог отхватить девицу Лоуэлл — так и что дальше?
— Ну, да, вроде бы контракт подпадает под наш период…
Я проверила дату заключения брака.
— Точно, подходит. Откладывай к прочим.
Но Ланс почему-то так не сделал, продолжая пялиться на строки, будто надеясь, что они сложатся во что-то другое. Словом, Уолшу опять приспичило совершенно бестолковым образом тратить наше время.
— Где-то мне приходилось сталкиваться с фамилией Ладлоу. И не так чтобы давно, — пробормотал коллега задумчиво и взлохматил и без того не слишком-то расчесанные волосы, разом становясь форменным пугалом.
С чего вдруг Ланселота удивило то, что он слышал имя Ладлоу? Фамилия не то чтобы часто встречающаяся, но и не редкость, у меня был однокурсник по фамилии Ладлоу. Вроде не баронет и не сын баронета, но парень с воспитанием и даже манерами. Ну, тогда мне казалось, что с манерами. Теперь же, пообщавшись как следует с графом Грейстоком, я осознала, что Кристофер Ладлоу был просто позером, не больше.
— Ну и что из этого? Ладлоу в стране достаточно, чтобы хотя бы раз за всю жизнь столкнуться с кем-то из них. Чего застрял-то? Ты вроде не горел желанием состариться здесь, в Корбине?
Теперь уже была для меня возможность напуститься с упреками на коллегу. Рождество, как говорится, бывает только раз в год, Ланс меня потиранил — теперь и мой черед настал.
Однако с установлением женской тирании как-то не сложилось, мой выпад Ланс попросту проигнорировал, пребывая в собственных мыслях.
— И фамилия эта никак не связана с делами, которые мы расследовали, иначе я бы вспомнил мгновенно, — продолжал как лунатик говорить Уолш, полностью игнорируя не только мое недовольство, но и само мое присутствие.
Мог он при желании вот так отключаться от действительности и полностью уходить в чертоги разума, правда, как показывала не раз уже практика, планировка в этих чертогах была так себе, да и уборка давно не проводилась, в связи с чем далеко не все Ланселоту удавалось вспомнить. Но вот с тем, что никто по фамилии Ладлоу по нашим делам не проходил, я была согласна, иначе, возможно, я бы вспомнила еще быстрей Ланса. На память-то пока не жалуюсь.
Через пятнадцать минут бесплодных раздумий Уолш обреченно махнул рукой и отложил злосчастный брачный контракт в стопку, которую нам еще предстояло тащить к нотариусу заверять. И, наверное, к эксперту по древностям, подтверждать подлинность документа, иначе нотариус может психануть, они вообще народ нервный, упрямый и что попало не заверяют.
Ужин опять-таки прошел в полной идиллии, которую портили только язвительные замечания по тому или иному поводу, правда, в самом начале. Уже через полчаса неуемного Ланселота Уолша самым бессовестным образом уболтали, причем так, что тот остался исключительно доволен и собой, и трапезой, и теми, кто присутствовал на ней.
Я только ошарашенно посмотрела на мило улыбающегося Джареда и осознала, что тот поистине страшный человек. Ланс словно под гипноз попал и теперь говорил и делал точно то, что желал от него граф.
Или это действительно гипноз такой? А что, если и то, как я переменила свое отношение к Грейстоку — тоже только воздействие чар? От таких мыслей стало совершенно невесело, даже, если честно, как-то неуютно и жутковато. Правда, достаточно быстро вспомнилась оговорка Джареда на тему того, что использовать магию ему вообще противопоказано.
В ответ на мой вопросительный взгляд и короткий кивок в сторону Уолша, Джаред Лоуэлл изобразил самый честный и чистый, почти младенческий взгляд. Не то чтобы я вот так с ходу поверила… Впрочем, Ланселот вел себя, в целом, как обычно, просто раздражительность, которую он в последнее время так нарочито демонстрировал при каждом удобном и не слишком поводе, как будто спряталась до лучших времен.
Вообще, посвежевший и окрепнувший телесно Грейсток не вызывал уже такого суеверного страха перед своей персоной, да и отвращения как такового тоже. Некрасив? Пожалуй, что так, выросший под гнетом болезни, он остался субтильным как подросток, да и черты лица слишком острые… И глаза едва не на пол-лица светят, светло-голубые, прозрачные, которые слишком уж многое подмечают, а прочитать по ним чувства Лоуэлла можно только в одном случае — если он сам позволит.
— И о чем вы так сильно задумались? — тронул меня за плечо доктор Монтегю. Прикасаться вот так к кому бы то ни было не входило в привычки старого целителя, так что заподозрила, что, наверное, слишком уж глубоко ушла в собственные мысли, и иначе дозваться меня возможным не представлялось.
