— Даже не смотря на то, что Доминик приходится вам племянником, его поступки нельзя оставлять безнаказанными. Он же чудовище, — сквозь зубы цежу я, сжимая пальцы в кулак.
— Не кипятись, профессор. Девчонка жива, да и Томас тоже жить будет. Компенсацию мальчишка получил неплохую, с такими деньгами ему даже селезенка не понадобится, — он громко хохотнул и те, что сидели по обе стороны от него, сделали тоже самое, будто под копирку, имитируя смех хозяина, — а что до девчонки… дура она. Доминик втрескался в нее по уши. Ну, немного переборщил с разборками, а с кем не бывает профессор? Молодой, горячий… Да и нога не такой уж и важный орган, сейчас можно все что хочешь заменить искусственными протезами, — мужчина делает очередную затяжку, рассматривая содержимое папки, а у меня кулаки чешутся, так и хочется врезать по этой наглой безнаказанной роже, но нельзя.
— А ты я посмотрю прямо в философию пустился, рассказывая про моего племянника. Только вот про себя жаль ничего не написал?! — он вздернул бровь вверх. — Что ж пропустил эту главу профессор? Что не написал, как драл маленькую похотливую студенточку, прямо в своем кабинете?
Это был перебор с его стороны. Стукнул кулаком по столу, но тут же был осажен направленными мне в грудь двумя стволами.
— Не тебе, щенок рыпаться на меня. Вот, — он достаёт белый пухлый конверт и кидает его на стол, тот проделав финт в воздухе, и приземляется прямо передо мной, — и мой тебе совет, профессор. Забирай свою студентку и вали отсюда в Москву. И тебе спокойно и мне не переживать. Я не уверен в том, что Доминик, так легко сдаться. Посадить… сам понимаешь, его не посадят. Да и у меня скоро влияние на пацана закончится. Взрослый уже. Свои дела скоро вести будет. Так что, сделай правильный вывод "философ" и уезжай. Не испытывай судьбу.
Я сжимал челюсть так сильно, что почувствовал хруст эмали на зубах.
И что было самое паршивое в этой ситуации, так это то, что Бачинский был абсолютно прав. Его племянник, был признан судом невменяемым и сейчас находился в психиатрической лечебнице, а мой повторный иск, который пришлось подавать самому, так как ни один из адвокатов не решился выступить против Бачинского, отклонили. Объяснив тем, что парню требуется психологическая, а не тюремная помощь.
Я бы на этом не остановился, пошел дальше, если бы однажды вечером мне не позвонил отец Арины с просьбой прекратить ВСЕ ЭТО немедленно.
Как выяснилось позже, к ним домой наведывался, не кто иной, как сам Бачинский. Не долгим рассказом, мужчина сумел убедить старика в том, что его племянник болен и что он ни в коем случае не хотел навредить девушке, в которую влюблен по самые уши. А все что произошло в университете, в подсобке, это дикое недоразумение. Случайность. Именно так, сказал мне отец Арины по телефону. Спорить со стариком я не стал. Только жаль больше всего в этой ситуации, мне было Арину.
Синеглазка почти месяц лежала в больнице, и каждый раз, когда я к ней приходил, в ожидании заглядывала в глаза. А я не мог найти в себе сил и сказать ей, что племянник Бачинского на свободе и не понесет никакого наказания.
Тем же вечером.
— Мне сегодня звонил папа, — Арина тесно жмется к моему боку.
— И что сказал? — я подхватываю ее под попу и пересаживаю с лавочки к себе на колени.
— Говорил, что к нему приезжал дядя Доминика, — руки девушки овивают мою шею, и она трется носом о мою щеку, — ты думаешь нам можно вот так обниматься? На глазах у всех?
Я громко хмыкаю, и фиксируя рукой ее шею целую в засос.
— Теперь нам можно все. Я сегодня написал заявление об увольнении.
— Правда?! — радостно взвизгивает моя девочка и сжимает руки на моей шее так сильно, что чуть не задохнулся от ее напора.
— Полегче малыш, а то тебе не с кем будет ехать покорять Москву.
— Что? Какую Москву? — она в недоумении смотрит на меня. — Янис, я же не могу никуда поехать?! У меня подписан контракт?!
— Больше нет, — досада, что прозвучала в голосе, испортила весь сюрприз.
— Что это значит? — Арина отстранилась от меня и заглянула в глаза. — Отец решился продать свою ферму? Это поэтому он звонил мне? Хочет отдать компании деньги за учебу?
В ее глазах проскользнула боль от переживания за отца.
— Нет Арина, отец здесь твой не причем, — ответил ей, крепче сжимая талию, — это все Бачинский. Он решил так замолить грешок своего племянничка.
— Что? Что это значит? — Арина вывернулась из моих рук и вскочила на ноги. — Ты хочешь сказать, он тем самым пытается заткнуть мне рот?
— Уже заткнул Арин. Присядь, — я тяну к себе Синеглазку за кончики тонких пальчиков.
— Нет, — отдергивает руку она.
— Я тебя прошу, послушай и не кипятись понапрасну, — настойчиво подтягиваю девушку к себе, обхватывая ее бедра.
— Я не могу, понимаешь?! — разъяренно пыхтит она.
— Я понимаю, малыш, но пока, нам придется смириться. Сейчас Доминик находиться в психиатрической больнице. Суд постановил ему такое наказание. Бачинский конечно же везде уже все подчистил и везде сунул денег, — достаю из внутреннего кармана пухлый конверт, — только обещай хорошо подумать, прежде чем откроешь его.
Она недоверчиво смотрит то на конверт, то на меня.
— Что это?
— Это извинение тебе, от Бачинского.
Я наблюдаю за тем, как Синеглазка трясущимися пальцами открывает крышечку конверта и заглядывает внутрь.
— Нет, — выдыхает она и тут же отдает мне конверт обратно, — нет, я не хочу.
— Подумай. Очень хорошо, подумай, прежде чем отказываться. Я не настаиваю. Но хочу сказать тебе только то, что ни один адвокат в Варшаве не взялся за это дело.
— А как же Томас? Он же серьезно пострадал?!
— Он забрал свою объяснительную и заявление из следственных органов.
— Нет, — выдыхает она, округлив глаза.
— Да.
Спустя два месяца.
Белый лимузин останавливается прямо напротив подъездной дорожке, у дома Яниса.
Я до сих пор не верю в то, что мы теперь муж и жена, в то, что на мне надето белое пышное платье, красивая фата и кольцо на безымянном пальце.
— Ты готова? — спрашивает Ян, перед тем как подхватить меня на руки.
— Готова, — я прячу улыбку у него на плече, и когда он поднимает меня на руки, обхватываю его шею руками.
— Теперь мой дом, твой дом Синеглазка, — моему счастью нет придела, когда он твердым шагом преодолевает расстояние от дороги до дома, и не отпуская меня на землю, открывает дверь, переступает порог со мной на руках и несет прямо в спальню.
— Я, думал, что этот день никогда не закончится, — торопливо говорит муж, не сводя с меня жадного взгляда.
— Я думала о том же, — отвечаю ему, и бессовестно медленно стягиваю перчатки с рук.
