— Я хочу показать тебе, как выглядит женщина, когда хочет мужчину, — пальцы Никиты потерли мои соски и чуть потянули за них, вырвав у меня изумленных вздох. — Ты поймешь разницу. Ты увидишь сама и, возможно, поймешь даже больше, чем я надеюсь…
Я хотела спросить. Хотела что-то сказать. Хотела поспорить, уточнить, задать массу вопросов. Несмотря на затуманенный разум, мне нужна была ясность.
Но пальцы Никиты, посчитав, что ласки достаточно, сжали мои соски. Когда же я ахнула и невольно дернулась, он сделал еще один маленький шаг ко мне и потерся бедрами, показывая, что прежняя духота не в счет и что тогда еще можно было вволю дышать. Тогда — да. А теперь…
Я снова отчетливо ощутила жесткую ткань его джинсов. Одновременно с плавными движениями бедер мужчины она поглаживала меня, дразнила, а в какой-то момент Никита прижался сильнее, как-то глубже, почти впиваясь в меня своим телом, и я почувствовала себя полностью беззащитной, словно на мне не было не только платья, но даже трусиков.
Трение стало более интенсивным, острым, с надавливанием на чувствительные участки кожи, где стало влажно и горячо. Я заерзала, наверное, пытаясь отстраниться, но одна рука Никиты опустилась с моей груди на живот и надавила, прижав еще ближе к телу мужчины и заставив прогнуться в спине.
— Вот так, одновременно со мной… — послышался одобрительный шепот, который и пугал, и успокаивал в то же время. — У тебя хорошо получается. Дикие танцы мы не осилим, а вот медленные… Давай зажжем их…
Мысли и ощущения путались. Не имело значения, что это Никита, что он — всего лишь мой друг. Что он — друг, которого я не хочу потерять. Что он — друг, без которого я не смогу. Сейчас я не могла отстраниться, не могла быть без его шепота, пальцев, без его дыхания, которое ласкало кожу на моей шее, превращая ее в оголенные провода. Если бы он убрал сейчас руки, я бы вернула их. Да, бесстыдно, да, не должно быть, но… Сладко, и уже происходит.
Все равно уже со всем разбираться. После… пусть будет после… Какая разница, как долго он будет ко мне прикасаться, если я уже позволила его рукам нырнуть в вырез платья и сжать мою грудь вот так, когда кожа к коже, когда пальцы как горячая вода, под струями которыми хочется закрыть глаза и блаженствовать.
И забыть о том, что нас разделяет. Столько лет дружбы. Мои чувства к другому мужчине. Все казалось смутным и не таким важным в эту минуту, как пальцы Никиты, обхватившие мои соски, и его мучительный выдох:
— Хочу взять их в рот… Хочу погладить их языком и всосать…
На этот раз мысли исчезли совсем, оставив одни ощущения.
В какой-то момент мне стало казаться, что я чувствую на теле не только джинсы мужчины, но и его нежные пальцы. Которые пробовали, поглаживали меня по ложбинке ягодиц, а потом опустились по ней чуть ниже и замерли. Но заметив мое напряжение, не вошли, а потянули мои трусики вверх.
— Не сбивайся, — требовательно напутствовал шепот, в то время как бедра мужчины вновь показали, как надо двигаться, а пальцы перестали быть чем-то предполагаемым.
Я отчетливо ощутила их — указательный и большой. Они тянули и отпускали резинку моих трусиков танго, вынуждая тереться, скользить и безмолвно требовать большего.
И они же вызвали минутную остановку дыхания, отодвинув влажную ткань трусиков и прикоснувшись к набухшей плоти. Погладив ее, чуть раздвинули и уверенно нашли точку, которая пульсировала, жаждая прикосновений. И которой было плевать, что я чумею от откровенного танца с мужчиной, что я задыхаюсь, горю от стыда и желания, что меня изнутри разрывают на мелкие части страхи- противоречия и что все это происходит на улице, где нас могут увидеть, и что всего в нескольких метрах от нас, танцующих под музыку тихих стонов, — Филипп.
Это имя мелькнуло со скоростью света и растворилось, забылось под натиском пальцев, сжавших сосок и надавивших на клитор. Я всхлипнула, бессильно взглянула на небо, озарившееся новой радостной вспышкой, и испуганно откинула голову на грудь Никиты.
— Чувствуй ритм моего сердца, — приказал он, и я услышала громкий бой барабанов. Одновременно с ними ускорился темп, пальцы Никиты сжали мой клитор.
— Хочу на него подуть, — почти простонал он, — хочу покатать его на языке… Мне кажется, он не менее сладкий, чем твои губы…
Мое сердце по скорости опередило сердце Никиты и замерло в напряжении, когда он оставил в покое грудь.
— Дальше лучше не заходить… — мужчина убрал с моего лба влажные пряди, чуть подул на мои прикрытые веки, остужая меня. — А то загоришься желанием, лишишься сна, а потом… Что потом, страусеныш? Молчишь?.. Раз четких планов на эту ночь у нас с тобой нет, мы сильно увлекаться не будем. Да, страусеныш? Только немного взлетим…
Мужской шепот стал ощутимо нежнее, словно разбавился улыбкой. А пальцы — в противовес этой нежности, вернулись к груди и принялись натирать поочередно соски, делая их невероятно чувствительными. В то время как внизу меня благодаря непрекращающимся нежным поглаживаниям тихая искра готовилось перейти в настоящее громкое пламя. Требующее большего и заставляющее меня прогибаться глубже и тереться самой. И выдыхать одновременно с тем выдохом, что раздавался у чувствительной мочки уха.
— Чьи-то шаги… — предупреждение Никиты не охладило, а наоборот бросило в еще более сильный жар, как и слова, которые последовали за ним. — Правильный выбор, мы дотанцуем… Просто это будет не такой медленный танец, как мне хотелось тебе подарить…
Я не слышала никаких шагов. У меня в ушах по-прежнему стоял бой сердца Никиты. Но, повинуясь его подсказкам, я стала тереться о его пальцы усердней, да и он усилил свой натиск. В какой-то момент трение стало быстрым, по ощущениям почти невозможным и едва ли переносимым.
Меня шатало, смывая волной эмоций, ноги подкашивались, ресницы практически закрывались, реагируя только на вспышки в небе. Белые искры летели и рассыпались где-то у самой земли. Красные, синие, желтые…
А я в какой-то момент я перестала различать огненные цвета — лишь темноту, что меня охватила. Испуганно дернулась, задрожала, чувствуя, что срываюсь в пропасть, которой даже не вижу, и лечу, куда-то лечу… И вдруг я не увидела, а пропустила через себя яркую вспышку! В которой цвета искр не менялись, а сливались, переливаясь ярким коктейлем и красовались довольством, мол, а ты не хотела видеть нас раньше… Мы такие красивые и горячие… Аты не хотела зря…
Лишь спустя несколько минут я смогла удивленно выдохнуть, осознать, что сижу в кресле на руках у Никиты и что только что благодаря лучшему другу пережила второй, но самый яркий оргазм в своей жизни.
— Ань? — спустя какое-то время Никита прикоснулся костяшками пальцев к моей щеке.
Зная, что он хочет увидеть мои глаза, я посмотрела на него. Вместо солнца в небе висела пузатая Луна, отсверкали последние искры салюта, но темноту охотно разгоняли фонари и отсветы от коттеджа. Этого оказалось вполне достаточно, что я увидела в темных глазах — раскаяние там даже не пробегало. И этого было достаточно для Никиты, что понять — истерики не планируется.
