— Никит… — выдохнула потрясенно.
Он не ответил.
А машина медленно поехала дальше, показывая, как изменилась деревня за то время, пока меня не было. Сейчас о прошлом напоминали лишь высокие деревья, да и то раньше в этом лесу можно было легко заблудиться, а теперь виднелись ухоженные дорожки, лавочки и беседки для отдыха. И дорога… Разве такая была здесь дорога?
После дождей бывало так грязь размоет, что к колодцу во двор выходить не хотелось, а ныне колеса авто как по зеркалу едут. Да и асфальт чистый, не удивлюсь, если его моют, как за границей. Жители деревни о таком и не слышали даже, а хозяева новых домов, которых почти не видно за высокими дорогими заборами со всей атрибутикой охраны, могут себе и не такое позволить.
Семь лет назад, когда мы продавали бабушки дом, здесь не было такой показушной роскоши. Ну, выкупали старые постройки, затевали на их месте новые, но не чувствовалась такого размаха. Я недавно в интернете наткнулась на фотографии этого поселка, но долго не рассматривала. Зачем? Бабушки уже нет. Дома ее наверняка уже тоже нет. И потом, картинки показались безликими, а сейчас я смотрела и вспоминала, что на месте этого желтого чудовища с башенками раньше был хилый домик деда Василия. У него всегда так приятно пахло сушеными грибами, и когда ни придешь — на столе поджидали грибная юшка и краюха черного хлеба. И было так вкусно, что мы с Никитой, даже будучи сытыми, никогда угощения не отказывались.
И только теперь мелькнула мысль: а дед Василий, может, не так сильно любил грибы и черных хлеб. Может, у него просто на другую еду денег не хватало, а мы…
Следующие дома ничего не говорили мне о новых владельцах, а вот земля, на которой они находились, рассказывала. Здесь жила баба Матрена. Здесь дядя Лука. Здесь когда-то давно веселая молодая семья обосновалась, и они ждали пополнения. Наверное, тоже переехали — их домик был хоть и современным, но куда проще того, который выглядывал из-за забора. Жаль. Почему-то жаль…
А вот там, в конце деревни, у кромки самого леса, жила моя бабушка.
Очень сильно хотелось взглянуть, как там сейчас, но машина замедлилась у белого двухэтажного коттеджа, виднеющегося через ажурную высокую изгородь, и я узнала дом родителей Никиты. Когда-то он был меньше на целый этаж, да и вширь так не раздавался, но смотрелся красиво, не вычурно. Светловолосая женщина, что вышла на лестницу и приветливо махнула рукой, подтвердила мои мысли: да, мы приехали. И нас уже ждут.
— Никит, а у нас получится позже, может, вечером, пройтись к бабушкиному дому? — с надеждой взглянула на друга.
— У нас все получится прямо сейчас, — усмехнулся он и, посигналив маме, проехал мимо. — Сейчас жарко — так что я за комфорт. А вечером, по твоему заказу, пройдемся.
— А… как же твоя мама? — слегка растерялась я.
— Увидитесь с ней на полчаса позже, — небрежно пожал он плечами, а потом с усмешкой взглянул на меня. — Или ты подумала, что это она меня встречать вышла? Мы с ней только пару часов как расстались. Когда я за тобой уезжал. Нет, Ань, ей не терпится взглянуть на тебя! Уверен, папа тоже в одной из комнат держится за занавеску. Ну а что ты хочешь? Такое событие! Смотрины, можно сказать…
И вот тут я начала нервничать.
Сильно нервничать.
— А, — снова взглянув на меня, покивал понимающе друг. — Наконец-то проснулась?
Я задержала дыхание и выглянула в окно. Не потому, что красиво. Нет, несомненно, красиво, но…
— Если у тебя паника потому, что ты вдруг поняла мой намек, что надо было брать чемоданчик побольше — не беда. Я заскочу к тебе домой и возьму все по списку, который составишь. А если ты подумываешь сбежать — тоже не страшно. Здесь автобусы и маршрутки не едут, такси без звонка хозяина дома на территорию не пропустят, так что выдохни наконец и расслабься. И потом, вспомни о нашей цели!
Я вспомнила о Филиппе, о том, что мы два года не виделись, и занервничала еще сильнее. А потом машина остановилась, я повернула голову и… медленно выдохнула от увиденного. Это было… это…
Я во все глаза смотрела на бабушкин дом. Нет, я помнила, что бабушкин был как минимум раз в пять меньше этого и понимала, что вряд ли этот дом сделан из натурального дерева, — так, только видимость создает.
Но он до безумия был похож на любимый дом моего детства. А значит, был просто великолепен!
— А вот этого я не заказывал, — проворчав, Никита провел пальцем по моей щеке, а потом заставил повернуться к себе и уверенно вытер слезинки. — Внутрь заходить не будем, а то ты совсем расквасишься, и мама подумает, что я тебя силой привез!
— А мы что, можем зайти?! — не поверила я удаче. — Нас впустят?
— В таком состоянии нет.
— Почему?
— Потому что это дом для счастья и радости, а не изба-рыдальня.
Усмехнувшись, я достала из бардачка влажные салфетки, вытерла ими лицо. Пока машина подъехала к дому родителей Никиты, я успела припудриться, тронуть помадой губы и накрасить ресницы.
— О, — заметив мое незначительное преображение, взбодрился мужчина. — Начинаю тебя узнавать!
Я рассмеялась. Подождала, пока Никита обойдет машину и откроет мне дверь — не потому, что его мама все еще наблюдала и где-то в доме на посту стоял папа. Просто у нас изначально так было принято: Никита позволял мне быть женщиной, а я ему — быть мужчиной. Дружбе ведь это никак не мешало.
— Интересно, — подав мне руку, усмехнулся Никита. — Они сразу тебя узнают?
— То есть… — я почти нырнула обратно в салон, но сильная рука уверенно вытянула меня на свежий воздух. — Они что, не знали, что я приеду?!
— Я сказал, что поехал за девушкой. Но что это ты, уточнять не стал. Люблю сюрпризы.
— А я ненавижу!
— Знаю, — вопреки моему возмущению, он широко улыбнулся. — Столько лет пытаюсь тебя приучить к ним — и все никак. Но тешу себя надеждой, что однажды мне это удастся.
— А я тешу себя надеждой, что однажды твоя фантазия все же иссякнет. До сих пор вздрагиваю, как вспоминаю ужа в кровати, гусениц в баночке, плакат с моим изображением на двери школы, твои частушки под моими окнами и лепестки роз по всему подъезду, которые я час выметала. Это неправильные сюрпризы, тебе так не кажется?
— Нет. По-моему, я как раз все делаю правильно, — отмел все упреки мужчина. — Вряд ли кто-то еще может похвастаться, что ты помнишь его подарки спустя долгие годы. И бережешь их, как мой плакат. Но оно и понятно — ручная работа, хэнд мейд.
— Просто твой плакат такой страшный, что я боюсь к нему прикасаться. Как забросила на шкаф — так и лежит.
— Почему это страшный? — удивился Никита и привел аргументы, почему его плакат страшным никак быть не может: — Я, между прочим, старался! Подбирал бумагу, кисти и краски, выбирал клей хороший, чтобы сразу не отодрали, чтобы сюрприз хоть полчаса провисел на двери. Ты же и раньше любила поспать, так что пока бы пришла… А еще сделал надпись разноцветными маркерами, чтобы ни у кого не осталось сомнений — «Самохина Аня — самая красивая и добрая девочка школы!»
