В общем, если никто из гостей не будет настаивать на аперитиве, я уже в фаворитках у случая. А там, глядишь, сгустятся сумерки, потемнеет, и то, как мне будет стыдно в разоблачительную минуту, буду понимать только я.
И Никита. Пока не сбегу.
Сомневаюсь, что на блок-посты будет разослана ориентировка с моей фотографией и приказ о поимке любой ценой. Какой смысл? От чемодана к тому времени я избавлюсь, и каждому, даже папе Никиты в гневе, будет очевидно, что в ту сумочку, которая окажется при мне в момент бегства, бутылка не влезет, даже если ее предварительно измельчить.
— Погоди-ка! — резко остановился мой друг и взглянул на меня с укором. — Совсем ты мне голову закружила!
— В каком смысле? — насторожилась я и попыталась отобрать чемодан, думая, что он догадался.
— Головокружительном, — усмехнулся он, без проблем передал мне чемодан во владение и вернулся на территорию дома. Сделав пару шагов по дорожке, обернулся: — Дождись меня, Аня!
Я не спешила разбрасываться обещаниями, но заметив, что он направляется в сторону гаража, кивнула. Пожалуй, он прав — на машине будет быстрее. Правда, когда его отвлекли приехавшие барышни на Феррари, я уже так не думала.
Женщины как будто специально не давали ему отойти — и видели же, что он со мной, видели, что спешит, так нет — смеялись, задавали какие-то вопросы, на которые ждали ответы вот прямо здесь и сейчас. Никита сделал уже не одну попытку от них удалиться, но они словно не понимали. А та, что постарше, пользуясь своим возрастом и его воспитанием, вцепилась в руку Никиты и что-то рассказывала и рассказывала, и рассказывала…
Не очень смешное и интересное. Потому что ее рассказ слышали все, а смеялась только та, что моложе. Никита отмалчивался, а Филипп скучающе рассматривал аккуратно подстриженные кусты, которыми вчера вблизи уже любовался с другой гостьей дома.
Я пропустила момент, когда Иван Петрович отделился от компании женщин и остановился в двух шагах от меня, по ту сторону ажурных ворот, поэтому его голос заставил вздрогнуть. А потом и сильнее схватиться за чемоданную ручку.
— Пикник еще не начался, а гости уже разбегаются? — мужчина с намеком кивнул на мой чемодан.
Мне снова почудилось, что он намекнул на более толстые обстоятельства, чем отсутствие аппетита и дурные манеры, и я решила не юлить, а сказать так, как есть. Если в его словах действительно был скрытый смысл, он поймет правильно.
— Я не планирую бегство, Иван Петрович, — посмотрела ему твердо в глаза. — По крайней мере, до окончания пикника.
Непроницаемый взгляд в ответ. Есть у меня подозрения, что однажды и Никита вот также научится смотреть на партнеров и конкурентов. И, вполне возможно, спустя много лет, если мы снова случайно встретимся, также взглянет на меня. У него очень большое сходство с отцом, в отличие от Филиппа.
Возможно, и дай Бог, чтобы сходство распространилось и на любовь. И однажды какая-нибудь достойная женщина полюбит его так же сильно, как Инга Викторовна любит Ивана Петровича. Ему будет с ней хорошо. Хорошо, а иначе никак. И она, а не я будет сидеть на столешнице, смотреть в почти черные от желания глаза и прикасаться к нему. И ожидать прикосновений в ответ. И она не будет запрещать себя целовать, искать отговорки — она будет открыто стремиться к нему. Потому что, в отличие от меня, будет четко знать, чего хочет. И не будет бояться сюрпризов и перемен.
Я так отчетливо представила эту картину, что когда ветерок погладил меня по лицу и попытался приподнять длинные волосы, удивленно моргнула. И поняла, что какое-то время молча смотрю не на Ивана Петровича, а будто сквозь него и сквозь настоящее время. Задумчивый взгляд мужчины подсказывал, что он тоже успел заглянуть глубже, чем я могла и хотела показывать.
— Возвращайся, Аня, — обронил Иван Петрович и оставил меня, вернувшись к компании женщин и освободив тем самым из плена Никиту.
Тот бросил на меня взгляд, проверяя на месте ли я, и рванул в гараж. А я еще долго, даже когда мы отъехали от дома, и были у блок-поста, поджидая Веселкину, не могла избавиться от ощущения, что слова Ивана Петровича все-таки не были простыми словами. Он сам, прекрасно все понимая, дал мне право еще раз переступить порог его дома.
— Судя по скорости приезда, — Никита взглянул на часы и присвистнул, — твоя Веселкина сильно проголодалась.
Вынырнув из размышлений, я взглянула на блок-пост, который только что пересекла машина такси. Выйдя из авто Никиты, я помахала рукой рыжеволосой приятельнице, и таксист притормозил в паре метров от нас. Дверь такси распахнулась и показалась Веселкина — с широченной улыбкой от уха до уха, наспех причесанная, со сверкающими от нетерпения глазами.
— Вот тебе, — она всучила мне небольшой пакет с вещами и просунула голову в приоткрытое окно машины со стороны водителя, заворковав: — Ох, как я рада! Ты даже не представляешь! Ты такой молодец! Я всегда в тебя верила! Нет, Никита! Ты… ты… Ухтышка — вот кто ты!
— Веселкина, — я подергала приятельницу за одежду, заставив вынырнуть из салона, и подкатила к ней чемодан. — Тебе пора.
— А я так не думаю! — попыталась она воспротивиться, но когда я вручила ей пакет с продуктами и она поняла, что шашлыки остывают, а у нее же дома мужчина не только разочарованный ее бегством, но и голодный, она взяла деньги у Никиты для таксиста, распрощалась и упорхнула.
Я тоже пыталась заплатить за такси, но мой друг оказался проворней. Зато после отъезда Веселкиной впал в подозрительную задумчивость. Такси уже давно пересекло пункт охраны, наверное, уже и из поселка выехало, а он все еще смотрел куда-то вдаль, на пустую дорогу, и молчал.
— Никит? — окликнула я его и не удержалась от замечания: — Ты что, Веселкину впервые увидел?
— Нет, конечно, — не очень уверенно отозвался он.
— А что, в первый раз рассмотрел?
Он оторвал взгляд от дороги и внимательно посмотрел на меня. Пришла моя очередь небрежно закинуть пакет на заднее сиденье и смущенно рассматривать дали. Ну да, могла промолчать, но эта его задумчивость…
— Она так искренне и с таким жаром благодарила меня… — Он взъерошил волосы и качнул головой, стряхивая с себя оцепенение. — Даже как-то неловко стало. Надо было ей больше шашлыка положить!
Я рассмеялась, отпуская и царапнувшую обиду, и страх, что ничего у меня не получится. Теперь можно. Бутылка уже на воле, а вместе с ней и Никита. А то, что случится потом — ну, как-то переживу. Возможно, на расстоянии позор не будет ощущаться так остро, а со временем и забудется. Для обеих сторон.
Н-да, хотя… кого я обманываю?
Это будет ужасно, катастрофично, и…
Ну хотя бы не так катастрофично, как для Никиты. Уже это должно меня утешать.
— Ань, тебе не кажется, что обмен какой-то неравноценный? Отдали мы вещей с чемодан, а здесь… — повернув голову, я увидела, что Никита поднял пакет, который, видимо, соскользнул с сиденья, а заодно и продемонстрировал часть своего содержимого.
