Тоже жестко.
Иначе никак.
Это ведь наказание. Сладкое, в удовольствие, и тем не менее, я должна усвоить урок, что отныне бегство в одиночку для меня под запретом.
Только с ним. И к нему.
Он смотрел так открыто и пристально, что в какой-то момент я увидела отражение своего видения в его карих глазах.
Комнату, где недавно главенствовало желание, накрыло полотном напряженного ожидания.
Мне казалось, что я почти различаю электрические разряды, которые огоньками вспыхивали между нами двумя.
Два человека, сплетенные друг с другом.
Два взгляда, ласкающие друг друга.
И одно понимание, что разговор бесполезен.
Не хотелось ничего говорить. Не хотелось обсуждать то, что изменить невозможно. Я потянулась к лицу Никиты, но он отвел мои руки и опустил их вниз. Ну… хорошо, пусть так…
Да, это правильный выбор — отстраниться. Пока не поздно, пока не так больно, пока слишком хрупко и еще намертво не срослось.
И вдруг я почувствовала, что Никита не отпустил меня. А наоборот — переплел наши пальцы.
— Посмотри на меня! — потребовал жестко он.
— Это приказ, Повелитель?! — вскинулась я.
Встретилась с ним глазами, и он кивнул. Ему было без разницы, что я злюсь. Главное, что смотрю на него. Это именно то, чего он хотел.
Поймав меня взглядом в плен, он облегченно выдохнул, а я испугалась. Наверное, испугалась того, что могу услышать. Или наоборот, испугалась того, чего не услышу. И перебила паузу, заполнила своей суетой:
— Это привычка! Это просто привычка, Никит…
Я не успела договорить, а уже оказалась в положении лежа, с нависающим надо мной недовольным мужчиной.
— Привычка? — усмехнулся он едко, и хотя я понимала, что его настроение мне не на руку, не смогла сдержать восхищенного выдоха.
Никита.
Мужчина, которого я помнила еще с детства. Мужчина, который пугал меня, удивлял, донимал нелепыми сюрпризами. Мужчина, который меня целовал, сделал женщиной и понимал как никто другой. Мужчина, к которому я привыкла настолько, что потерялась в чувствах, перестала их различать. Дружба — и дружба. Да, очень сильная и надежная, а если…
Если наша дружба была всего лишь фундаментом для чего-то большего? Например, для того, что читалось в его глазах и чему я не могла, боялась поверить.
Он — мой друг. Лучший друг.
Мне всегда было просто с ним. Интересно. И глубоко во всех смыслах.
Я видела его разным, привыкла к нему, а в данный момент с замиранием следила за ним, но другим.
Нависая надо мной, прожигая меня насквозь взглядом, Никита выглядел, как правитель каких-то восточных земель, которому строптивая рабыня посмела ответить «нет».
Жесткий взгляд темных глаз, насмешливая улыбка как ледокол и такая решительность, такое давление ауры, что моя женская сущность встрепенулась и намекнула: надо сдаваться сразу, потому что если он приступит к наказанию, которое промелькнуло в видении пару минут назад, из этого коттеджа я не вырвусь даже через неделю.
Сначала он не отпустит. А потом я элементарно ходить не смогу.
От Никиты исходили волны силы и возмущения в такой степени удивительной притягательности, что я поддалась порыву и прикоснулась к его волосам. Потянула за короткие пряди, пропустила через пальцы, сжала в кулак и разочарованно выдохнула, когда поняла, что они слишком короткие, и так не получится.
Дыхание мужчины стало прерывистым.
Он тряхнул головой, и я, прикусив губу, с разочарованием опустила руку. Он был так близко, и так открыто показывал свои эмоции, что я задрожала от его жадного взгляда.
Так долго знать его… и не видеть таким. Так много раз ночевать в его квартире… и не чувствовать так, как сейчас… Позволять другим ночевать рядом с ним…
Внутри зашевелился клубок недовольства, я попыталась сбросить с себя мужчину, но он прищурился и прижал меня собой жестче и требовательней, чем раньше.
С удивлением осознала, что Никита не просто зол.
Он вне себя.
И причиной тому — только я.
Н-да…
Если бы я была его конкурентом, я бы безропотно уступила ему контракт на важную сделку. Если бы я была его подчиненным, я бы уже писала заявление с просьбой уволить меня, по любой причине, можно даже за прогулы или запой, или за приступы безумия. И это было правдой, ни слова лжи.
Потому что вряд ли бы я смогла каждый день видеть такого босса и не спиться от горя, что он не со мной, не прижимает меня к полу вот так, устраиваясь между бедер. Не прожигает взглядом. Не втягивает жадно воздух у мочки моего уха, заставляя меня стонать и невольно раздвигать ноги шире. Не скользит дыханием по ключицам и не лижет ямочку на шее с таким наслаждением и увлечением, будто имеет меня сразу на всех плоскостях. И вряд ли я бы смогла остаться при своем уме, если бы каждый день он все это делал со мной.
А он делал. Сейчас.
И я понимала, что… нет, с ума не схожу, но начинаю впадать в зависимость. От его взгляда. От его языка. Он его бедер, которые пульсирующими движениями подчиняли меня себе. И от его шепота — резкого, раздраженного, и такого… ласкающего, что невольно закрывались глаза. Именно в те моменты, когда он требовал подтверждения.
— Скажи, что не выдержишь без меня… Скажи, что не хочешь ехать… Скажи, что понимаешь, что это значит…
А я шептала лишь имя.
Его имя.
И дрожала с этим именем на устах, и рассыпалась на маленькие кусочки, когда его бедра стали работать ритмичней, а член набух и стал тереть жестко и властно, даже через ткань наших брюк.
И, мне кажется…
Я по взгляду Никиты видела, он понимал, что я все равно уеду. Но не одна, а с его именем на губах.
Но он хотел, чтобы я тоже кое-что поняла. Сейчас. Когда я не только под ним, но и с ним — мыслями, чувствами, единым движением бедер. Склонив лицо к моему, он по-дружески предупредил:
— Я сделаю все, чтобы это стало нашей новой совместной привычкой.
А потом его губы прикоснулись к моим, и… кхм… ну, как бы поделикатней и без подробностей, которых и так уже много?
Ну, скажем так.
О дружбе в этот момент забыли мы оба.
Глава № 33
Мы также забыли и о еде. Подозреваю, если бы не Инга Викторовна, мы бы вспомнили про голод уже в городе. Но мама есть мама, она заботилась даже о взрослом сыне, у которого есть личная жизнь.
Она заходила в комнату, пока я спала. Наверное, ей и говорить с Никитой было не надо, чтобы понять — раз он тоже со мной, в такое раннее утро, то наши дружеские отношения слегка изменились.
