Единственное, от чего отбиться не удалось, а потом и не захотелось — от совместного душа.
— Здесь вода, не дрейфь, страусеныш… — уговаривал шепот Никиты в то время, как его пальцы синхронно с водными струями творили волшебство с моим телом.
Я понятия не имела, что вода может быть не только холодной или горячей, а еще и развратной.
И понятия не имела, что если ее умело направить…
Не знаю, как Никита все успевал. Мне кажется, он даже на секунду не составлял в покое мои соски. То теребил их, то поглаживал, вжимаясь в меня сзади, но не входя. А потом, когда я была на грани, развернул меня лицом к себе, прижал спиной к горячей от воды и пара стене и стал ласкать мою грудь языком. Хваля за то, что она такая податливая, и такая отзывчивая, и такая вкусная. И обещая ей весь мир удовольствий…
Не знаю, как грудь, а я впечатлилась. Настолько, что мой личный мир дрогнул и покачнулся, а ноги перестали удерживать, решив, что с них хватит. Хватит, раз я не стою, летаю!
После, когда мы вновь оказались с Никитой в постели, я слушала его сердцебиение, чувствовала, как он скользит пальцами в опасной близости от моих трусиков, и даже не дергалась. Это не мои танго, так что опасность далека-далека, и…
Несколько раз пальцы Никиты все же заставляли меня напрячься, но он со смешком отступал.
За окном ворковали птицы — по-моему, даже вороны серьезно подтянули певческие задатки. В доме запахло выпечкой. Ветер, изредка врывающийся в распахнутое окно, доносил чей-то смех. Кажется, Инги Викторовны.
И, наверное, отчасти поэтому улыбался Никита.
Так красиво…
И вот смотрела я на эту красоту, впитывала все эти незабываемые моменты и думала: могла бы я когда-нибудь устать от этого? Могла бы я всем этим пресытиться?
И становилось грустно от понимания — нет. Скорее и даже наверняка, что нет.
Пожалуй, это понимание и повлияло на то, чтобы согласиться еще на несколько дней остаться в коттедже.
— Зачем? — попыталась воспротивиться поначалу, но вяло и неохотно, что Никита сразу почувствовал.
— Чтобы легче было все это тащить, — мужчина лениво махнул в сторону кресла, на котором лежали пачки презервативов. — Ты же не хочешь, чтобы мы распечатали хоть один…
— Дотащим, — отмахнулась от доводов и напомнила. — Ты на машине.
— Ладно. Тогда у меня есть другие причины. Ну, во-первых, у тебя все равно отпуск, а тебе прогулки по свежему воздуху понравились больше, чем утренний сон. А во- вторых, чтобы мы узнали друг друга получше?
Я рассмеялась. Слова мужчины мне показались удачной шуткой. А он улыбнулся, но при этом посмотрел на меня очень серьезно и вдумчиво.
Тогда я не понимала, что именно он имеет в виду, вообще не подумала, что он не только смотрел серьезно, но так же серьезно и говорил. Без толики юмора.
Но спустя всего неделю, что мы провели с ним вдвоем, я многое осознала. Даже то, что принимая все эти годы его в качестве лучшего друга, закрывала глаза на то, что мой друг — мужчина.
И он может быть разным. Иногда совершенно другим. Не таким, как я думала.
Иногда более властным. Иногда более жестким и немного и не к месту ревнивым. Умудряясь оставаться и лучшим другом, и страстным мужчиной, который наконец- то дорвался до сладкого и пытался использовать каждый момент, чтобы мы действительно стали еще ближе друг другу.
Иногда он был трогательным и чуточку беззащитным. Иногда упрямым и невозможным, если дело касалось отношений со старшим братом.
И при всем при этом он был… безумно моим.
В какой-то момент я поняла, что с моей стороны все не просто серьезно, а серьезней уже просто некуда! Попыталась найти варианты, чтобы остаться с Никитой, но…
Поняла, что их нет, и стала рваться на волю.
Мне казалось, что чем быстрее это произойдет, тем лучше и безболезненней будет для нас обоих.
Но я ошибалась. Было больно настолько, что я перестала спать по ночам — лежала, вслушивалась в дыхание мужчины под боком и боялась закрыть глаза. У нас так мало времени вместе…
В этот раз, когда я сказала Никите, что мне пора уезжать, он не стал уговаривать подождать. А когда я сказала, что подумываю доверить квартирный вопрос юристу Ивана Петровича, он узнал у отца координаты Кости и молча передал мне. В моменты, когда я не знала, как сформулировать четче запрос на продажу, спокойно подсказывал мне.
Я была уверена, что он смирился, принял факт, что все уже решено, и от нас ничего не зависит.
Но в ту ночь, нашу последнюю ночь в коттедже, он внезапно проснулся, обнял меня и сказал:
— Не мучайся, страусеныш. Оставайся со мной.
— Не могу, — расстроила я и его, и себя.
И наверное, целый мир, потому что он перестал играть красками ночи, дарить звуки сердцебиения и дыхания, закрыл для меня запахи лета и леса. В ушах заложило, в глазах защипало, во рту пересохло. Прекрасно! То, что я и хотела — чудесные прощальные ощущения!
Приподнявшись, взглянула на стол, где стояла бутылка с водой, попыталась подняться, но уверенные руки мужчины перехватили меня и устроили поверх сильного тела, черные глаза сверкнули отсветами луны, а мягкий голос близкого человека попросил:
— Расскажи, моя птаха.
И меня прорвало.
Глава № 39
Когда умерла моя бабушка, многое изменилось.
Не буду говорить о том, как мне ее не хватало и как сильно переживала мама — это и так понятно. Может, как раз потому, что мама втянулась в это горе и не хотела осмотреться вокруг, все и случилось.
Так или иначе, вскоре после смерти бабули мой папа ушел из семьи.
На какое-то время мама словно очнулась, встрепенулась, закрутилась юлой, как раньше. Я удивлялась ее активности и оптимизму, мне казалось, что она стала как прежде, что ей снова понравилось жить.
Мы продали бабушкин дом, сделали в квартире ремонт — тот самый, что и сейчас сохранился, остаток денег положили на банковский счет.
— На твое будущее, — сказала мне мама.
Конечно, сейчас участок, который занимал бабушкин дом, мы продали бы гораздо дороже. Но и тогда посчитали сделку удачной. И будущее виделось мне светлым и вполне обеспеченным.
А потом пришел папа и сказал, что тоже хочет часть денег.
Я помню их разговор с мамой на кухне — мама сидела каменная и онемевшая, а папа долго не решался привести аргументы, почему с ним должны поделиться деньгами. А потом сказал, что встретил хорошую, веселую женщину, что они планируют скоро выехать из страны, а для этого нужны средства.
— Я не претендую на квартиру, — сказал он. — Она останется моей дочери, Ане. Мне просто нужно немного денег, пойми!
