Идея познакомить маму именно с иностранцем, была не спонтанной. Я прекрасно понимала, что, если даже мы поменяем квартиру и переедем в другой район, все равно найдутся общие знакомые или доброжелатели, которые посчитают своим долгом спасти мужчину от развратной алкоголички и ее алчной дочери-потаскухи, которая катается то на одной иномарке, то на другой…
Руки Никиты сжались на мне сильнее, а я спорить не стала — мне нравилось. Нравилось быть с ним, нравилось, что он искренне сопереживает. Не нравилось только, что хмурится, и я прошлась поцелуями по морщинке на его лбу
— Я тогда только получил права, — припомнил мой друг, — и не мог определиться, какую машину хочу. Пробовал водить то машину отца, то брал машины на пару часов у приятелей…
— Да, — улыбнулась я, поцеловала его в губы и снова стала рассказывать…
…В пользу знакомства с иностранцем было еще и то, что мама неплохо знала немецкий язык, да и вообще у нее был талант к языкам. Я понимала, что если все сложится, она или доведет до совершенства немецкий, или выучит новый. Мне с заполнением анкет и общением с кандидатами на знакомство было куда сложнее.
Карманные деньги, которые выделяла мне мама, я тратила на бюро переводов. Можно было договориться с нашей учительницей в школе, но не хотелось, чтобы кто-нибудь знал. Понимая, что денег надолго не хватит, а пока с кандидатами не везло — попадались или странные, или какие-то извращенцы, я стала подтягивать свой язык. Английский мне давался легко, а вот немецкий я мучила еле-еле.
Но уже через год упорных стараний я спокойно общалась и с теми кандидатами, кто говорил исключительно на английском, и с теми, кто писал по-немецки.
На письмо Кристина я поначалу и внимания не обратила. Взглянула на фото, подумала, что он какой-то… невзрачный и не ответила. А он спустя несколько дней снова мне написал. И снова, когда я опять ему не ответила.
Было видно, что он очень хочет общаться, что ему сильно понравились фотографии моей мамы, но я по-прежнему считала, что внешне он ей никак не подходит. И чтобы он отстал, сделала свежее фото, запечатлев маму в домашней одежде, у плиты, с полотенцем на голове, когда она утром спешно готовит нам завтрак.
И отправила эту фотографию Кристиану, будучи уверена, что теперь он отстанет. А он…
Он написал, что теперь он точно влюбился. Что те фотографии, где мама была при макияже, его немного смущали, а теперь он уверен, что это именно его женщина. Его — и все тут, без вариантов! И он сам, хотя иностранцы знают о том, что их часто обманывают наши женщины, и очень не любят этого… Но он сам предложил выслать деньги, чтобы мама приехала к нему в гости. С дочерью, то есть, со мной.
Опуская нюансы с моим признанием маме, что ищу ей заграничного мужа, перейду к главному.
Ни я, ни мама на Кристина не ставили. И в гости в первый раз приехал он, а не мы. И любовь у них с мамой произошла не с первой попытки. Но через год встреч и поездок туда-сюда мама призналась, что любит этого человека, беременна от него и дала согласие выйти замуж.
Ее переезд в Германию был делом решенным — у Кристина там хороший дом, какая-то неплохая, стабильная работа и для детей за границей все перспективы.
Вопрос был именно в моем переезде. Мне уезжать из города не хотелось. Начиная поиски мужа для мамы, я думала не о себе, а о ней, и вот она была устроена, а я…
Я захотела остаться. На какое-то время. К тому же, я уже поступила в универ на бюджет, а чтобы учиться заграницей, Кристиану пришлось бы сильно потратиться.
Мама очень боялась и не хотела оставлять меня одну в городе. Но Кристиану нужно было уезжать, ей начинать новую жизнь, а мне… Мне нужно было оставаться и привыкать к самостоятельности.
Вскоре родилась моя сестренка — Мила. Очень смешная девчонка. Каждый год я стараюсь приезжать в гости к маме, и каждый раз сестренка радуется так, словно мы с ней никогда не общались по скайпу.
Мама поначалу сильно переживала, как я буду одна в городе, но поняла, что все в порядке и успокоилась. Папа тоже перестал нервничать по этому поводу, а то у него хоть и появилась новая жена, но дочь, то есть я, была одна и самая любимая. Он очень переживал, что своим уходом лишил меня и отца, и матери, но я убедила его, что не обижаюсь. Это его жизнь. И я люблю родителей, не обращая внимания на какие-то их ошибки.
Четыре года я жила в квартире одна. Потом появилась Веселкина.
А недавно я узнала, что Кристиана сократили, пособия, которое платят по сокращению, едва хватает на уплату налогов и еду, устроиться на новую работу он пока не может, и если и дальше все пойдет так же, банк может отобрать у них новый дом, в который они не так давно переехали, оформив кредит.
И самое главное — моя мама снова беременна. Близнецами. И помимо того, что ей будет нужна помощь с детьми, я не хочу, чтобы мои сестренки и брат жили в каком- то трейлере!
— Остаток денег, который лежал на моем счету в банке, я уже сняла и выслала им, — подвела к итогу свое признание. — Но этого мало, Никит. Кредит надо погашать ежемесячно, Кристиан по-прежнему без работы, маме скоро рожать, а она нервничает, и… В общем, поэтому я и приняла решение продать квартиру и переехать к ним. А иначе никак, понимаешь?
Никита молчал.
Он молча меня обнимал и о чем-то сосредоточенно думал.
Возможно, о том, что все эти годы был рядом, но даже понятия не имел о том, что происходит в моей семье. Нет, о чем-то, конечно, догадывался. И знал, что мама счастливо вышла замуж, уехала за границу. Конечно, знал о том, что у меня есть сестренка и скоро мама снова родит. Знал, что я решила продать квартиру и переехать к ним, за границу Но зачем, почему вдруг решилась и так настаиваю на переезде…
Я никому не говорила. Не хотела, чтобы кто-то меня пожалел, стал отговаривать и, возможно, отговорил. Потому что все уже решено, да и выбора нет.
А Никита…
До этой поездки он был моим другом. Друг, даже лучший — это мой друг.
А мама, даже если она совершает ошибки, — это святое.
— Теперь ты понимаешь, почему я должна уехать? — спросила я у Никиты, прежде чем провалиться в сон.
— Да, — ответил он.
Подавив грусть, я обняла его крепко-крепко, прижалась к нему сильно-сильно и впервые за прошедшие ночи наконец-то спокойно уснула.
Это был удивительный сон. И стоило ждать его столько ночей. Мне приснилось, что, едва я закрыла глаза, Никита поцеловал меня в губы и стал что-то шептать. И хотя язык, на котором он говорил, снова был мне незнаком, я почему-то знала, что он меня успокаивает. И обещает, что никогда не отпустит.
Кажется, я ворчала, что никогда — это долго, а он смеялся и говорил, что ничего, именно столько он и протянет, чтобы вдруг не нарушить клятву.
— Какую клятву? — спросила я в этом сне.
— Брачную, — сказал он уже на знакомом мне языке. — Какую же еще? Древнюю брачную клятву восточных мужчин нашего рода.
