- Отнюдь, - не разозлился Станислав, прекрасно видя, что девчонка стоит на одном упорстве. – Хотите в операционную? В перевязочную? В процедурный кабинет? В клизменную? Наконец, просто вытаскивать внутренности после операций и тащить в печь, где их сжигают?
Зинаида поднесла руку к горлу.
- Вы…
- Я. Тора, зачем вам это? Устройте благотворительный бал, подписку, сходите, вышейте пару десятков кошелечков… зачем вам госпиталь? Здесь грязь и кровь, здесь люди умирают по-настоящему. И ваши батистовые платочки с вышивкой им не помогут. Им не надо вытирать пот со лба. Им не надо читать книжки. Из-под них надо вытаскивать судна с дерьмом. Надо выгребать, в буквальном смысле, грязь. Надо ворочать тяжелые тела, надо обтирать их, бороться с пролежнями… вы хоть видели, что это такое? Гниющая, мокнущая язва до самой кости! Это не санитарный поезд, где вокруг вас бегали с поклонами. Это грязь и кровь, боль и смерть. Вам здесь не место.
Станислав был невероятно убедителен в этот момент. И раньше Нини поддалась бы ему. Сдалась, позволила себя выставить…
Сейчас же…
Проснулись в девушке гены Аделины Шеллес-Альденской, которая всю жизнь упорно лезла куда хотела. И попробовал бы кто-то ее не пустить!
А может, всколыхнулась память о лесной поляне. Где в машине, матерясь и поливая ее плечо спиртом, Анна вытаскивала пулю из плеча девушки. Она смогла, а чем хуже Зинаида?
Где-то же Анна научилась?
Почему Нини не может!?
Она что – такая тряпка?! Что ее отовсюду гонят, а она и слова сказать не смеет?! Девушка так сверкнула глазами, что Станислав даже сделал шаг назад. Потом опомнился, но было уже поздно. Великая княжна надвигалась на него решительно и неотвратимо, словно тайфун или цунами. И голубые глаза ее горели гневом.
- Значит, бал? Или кошелечки? Перчаточки вышивать? Жом Садальский, вы слишком много на себя берете! То, что в первую минуту мне стало страшно, не означает, что я струшу и в дальнейшем! Вы поступили некрасиво, постаравшись окунуть меня в грязь, но я все равно не откажусь от своей мечты! Меня не возьмут на курсы? Я пойду к вашему начальству! И все равно добьюсь своего! Просто сделаю пожертвование, и меня примут на любые курсы. Более того, вам придется возиться с мной особо, потому что ваше же начальство вас обяжет это сделать!
- Сделаете пожертвование? - разозлился и Станислав. – а давайте! Смотрите сюда! - он выхватил у санитарки, которая шла мимо, лоток с бинтами, и ткнул Нини едва не в нос. – Видите?! От старости расползаются! Едва ли не в руках! Ничего не хватает! Лекарств, белья, инструмента… хотите учиться? Отлично! Я вас возьму в подручные! И сам учить буду! А вы закупите для госпиталя то, что я укажу! Чтобы не в карман начальству, а до больных дошло! Раз уж вам так хочется!
Нини и не подумала отступить.
- Тогда условие! Полкан остается со мной!
- Собаку в палаты!? Только через мой труп!
Полкан коротко рыкнул, сообщая, что он может. Только попросите. Но Станислав даже и внимания на это не обратил. Подумаешь – собака! И не такие на него рычали! И даже не всегда собаки!
- Будет лежать рядом со столом. С… - Нини кивнула головой.
- Пост дежурной медсестры, - пояснил Станислав. – Ладно. Пусть лежит. Но если кого цапнет – я вас обоих выгоню. Наплевав на пожертвования. Понятно?
- Да.
- Как к вам обращаться, тора?
- Зинаида.
- Ида, значит?
Зинаида попробовала новое имя на вкус.
- Ида…
Что ж. Это было лучше и простонародной Зины, и претенциозного Нини. Нини умерла там, в лесу. В Русине. Там она и была похоронена.
- Называйте меня Ида. Когда у вас выходной, жом Станислав?
- Завтра.
- Я приеду к вам к десяти часам утра. Поедем закупать все необходимое для госпиталя.
Станислав опустил глаза.
Ему стало стыдно за свою вспышку… вот чего он сорвался? Не первая дуреха – она и не последняя, много их таких, которые рвутся в госпиталь искать свою любовь. Но когда ты с ночного дежурства, когда устал до красных кругов в глазах и черных – под глазами, когда тебя уже потряхивает…
Как-то очень не ко времени пришла именно эта…
- Хорошо. Я буду ждать вас, тора Ида.
- Хорошо.
- И называйте меня Стас. Иногда на полное имя нет времени – когда работаешь.
Зинаида прищурилась, но это была не попытка кокетства. Мужчина говорил, что думает.
- Хорошо, жом Стас. Завтра в десять утра. Ваш адрес?
- Меблированные комнаты жамы Вийской на Зеленном бульваре.
- Я найду.
Она попрощалась и вышла на улицу. И каким же сладким показался ей сырой и холодный зимний ветер.
- Что, Полкан? Кажется, мы движемся к своей цели?
- Гав, - сказал пес. И прихватил зубами рукав хозяйки, чтобы она не промахнулась.
Он-то свою цель точно знал – симпатичная мясная лавочка на углу. Вот туда им и надо двигаться.
* * *
Меблированные комнаты жамы Вийской вызвали у Зинаиды тоскливый ужас. И неприятные воспоминания. В таких они с Анной отсиживались в Ирольске. Только даже там сестра нашла место почище.
А эти…
Понятное дело, для неженатых и незамужних. Для тех, кто особо не ценит комфорт. Для тех, у кого мало денег, кто домой приходит поздно и ненадолго, а то и просто спать…
Узкие коридоры, низкие потолки, шаткие лестницы с измазанными невесть чем перилами и мусором на ступеньках…
Зинаида поежилась, но во двор вошла решительно. С Полканом?
Ха! С Полканом ей никто не страшен!
Дворник (эти субъекты везде одинаковы) покосился на нее с неприязнью. Фартук, бляха, борода, разве что картуза не хватало – в княжествах они были не в моде. И голову бородача украшал котелок. Смотрелся он на нем, прямо скажем, нелепо.
- К кому идете, тора?
- Жом Садальский на каком этаже проживает?
- В мансарде, тора. Прикажете позвать?
- Проводите меня, жом, - в руку бородача мягко легла монета, и дворник на глазах подобрел, расплылся в улыбке.
- А то как же, тора! И свечку сейчас возьму, темно там. Чтобы ногу не подвернуть…
Зинаида благодарно склонила голову.
- Буду вам очень признательна, жом.
* * *
Признательна она действительно была. Своим топотом дворник спугнул несколько крыс, а уж лестница…
Нечто ужасное!
По таким лестницам надо заставлять ходить их хозяев! Постоянно! Пока не переломают ноги – или не починят лестницы. Нини боялась прикоснуться к перилам даже рукой в перчатке – гадость! Подъем закончился на крохотной площадке,, на которую выходили двери трех комнат. В одну из них и постучал дворник.
