- Держи.
Анна покачала головой. Но ругаться не стала. Кот всегда останется котом, и подкармливать его будут. На том земля стоит.
А вот Лиза не оценила.
- Это еще что за гадость!? Уберите кошку! Она вся шерстяная!
Кот съел кусочек заливного. Посмотрел на глупую женщину. Вздохнул, спрыгнул со стула и вышел из комнаты. Лиза выдохнула и на секунду расслабилась.
На секунду.
Вернувшийся кот положил к ее ногам дохлую мышь и вопросительно посмотрел. Теперь, человек, ты понимаешь, какой я полезный?
Увы.
Лиза все равно не оценила. И вылетела из столовой с визгом. Борис Викторович вздохнул, вылез из-за стола и направился за девушкой. Но ругаться не стал. За что? Кот поступил, как настоящий мужчина, добыл продукт – угости самку! Что он честно и сделал. Кира только головой покачала.
- Зря продукт перевели. Иди сюда, кис, я тебя хамоном угощу! Добытчик ты наш! Охотник!
Анна готова была поклясться, что кот склонил голову, одобряя слова девочки.
Вот!
Хоть кто-то из людей не безнадежен! И правильно понимает кошачью роль в истории человечества!
Яна, Русина.
После этой поездки Яна решила, что навсегда возненавидит велосипеды.
А заодно – Луи Буссенара.
И как это у него герои так легко на них ездили?
Ладно, ей тоже жаловаться грех, она прекрасно преодолевала расстояния. Ночевала, где придется, с утра выезжала, крутила педали… поломок было на удивление мало, да и с теми она прекрасно справлялась с помощью гаечного ключа и чьей-то матери.
Но – блин!
Где-то она ехала на велосипеде, а где-то и он на ней. Через некоторые колдобины и на танке-то не враз проедешь… с-сволочи!
Чтоб вас по таким направлениям мордой возили! Да почаще, почаще….
Но обычно Яна была не в претензии. Основную грязь подморозило, да и спорт не давал замерзнуть. Опять же фигура…
Даже если ей через год помирать – это не повод отожраться. А то так понесут тебя, а дно у гроба и вывались! Или у кого-нибудь спины сломаются… запросто!
Нет, не надо нам такого!
Но сейчас Яна была довольна. Дорога ровная, колеса крутятся… телега впереди?
Догнать?
Почему бы – нет?
Яна поднажала на педали, благо, крестьянская лошадка не скакала, а скорее, трюхала по дороге.
Крестьянин обернулся на шум, но дергаться не стал – куда от воза-то и от лошади? Яна подъехала поближе, и подняла руки, демонстрируя, что не опасна.
Ну…. Не собирается быть опасной.
- День добрый, жом.
- И тебе добрый, жама, коль не шутишь.
- Чего шутить-то? Еду, вот, с хорошим человеком разговариваю…
Яна в крестьянине ничего удивительного не видела. Самый обыкновенный экземпляр, таких она и дома навидалась. Тулуп, шапка, теплые штаны, валенки, подшитые кожей. Борода окладистая, лицо смышленое, хитроватое…
Лет пятьдесят мужчине, по деревенским меркам – еще не старик, но близко к тому.
- Чего ж и не поговорить, жама. Как звать-то вас?
- Яна. Воронова. А к вам как обращаться, жам?
- Петром именовали. Как анператора.
- Хорошее имя, - одобрила Яна. – А по батюшке?
- Савельич я.
- Петр Савельевич, значит. Рада знакомству. Далеко ли путь держите?
- Домой еду. Сено в город возил, продал избытки, вот, домой еду…
Яна кивнула.
- Не опасно сейчас, жом?
- Всегда опасно, жама. А только хозяйство поднимать надо, это дело такое. Руки сложишь – ноги протянешь…
Яна кивнула.
Это верно, крестьянам не забалуешь. Что-то она слышала про три способа разориться. Быстрый – рулетка, приятный – бабы, а самый верный – сельское хозяйство. Тут на печи не посидишь.
[12]
- А я к сыну еду.
- К сыну, жама?
Яна не видела смысла скрывать правду.
- Он сейчас у тетки, в поместье Алексеевых…
Лицо мужчины помрачнело.
- Ох, тора…
- Жама, - с нажимом поправила Яна.
- А все одно… вы не слушали ничего?
- Чего я не слышала? – насторожилась Яна.
- Говорят, поместье Алексеевых разорили. И Изместьевых, и Сайдачных, и…
- Разорили?
Яна почувствовала, как в груди поселился колкий кусочек льда. Петр вздохнул сочувственно, и принялся рассказывать, не выматывая душу.
- У меня свояк живет на Изместьевской земле. Так он рассказал, что приехали люди, освобожденцы энти, что они с Изместьевыми сделали – сказать страшно. А потом к Алексеевым отправились.
- Иван Алексеев, жена – Надежда, сын – Илья, дочь – Ирина, - мертвым тоном перечислила Яна. А вдруг это не они?!
Ну вдруг?
Петр кивнул, убивая все ее надежды.
- Так, то… жама. Их, говорят, всех и положили. И поместье подожгли.
- Всех?
- Всех господ. Жама!!!
Яна медленно сползла с велосипеда.
Руки и ноги не слушались.
Гошка!?
Ее сын!?
ЗА ЧТО!?
Из груди рвался темный звериный вой, она давила его, как могла, суетился рядом испуганный Петр, мок в луже велосипед, и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы…
- А мы тебя уж и догнать не рассчитывали!
Трое мужчин.
Сытые, довольные, на хороших конях…
Морды наглые, одежда теплая… явно не голодают и не бедствуют. И мчались во весь опор… Мародеры?!
Грабители?!
Судя по тому, как сжался рядом с ней Петр – да.
Один из мародеров, самый наглый, спрыгнул с коня. За ним последовал второй, перехватил поводья, третий пока сидел в седле.
- Да тут еще и девка! Ишь ты… значит так, борода. Деньги давай сюда! И лошадь тебе ни к чему.
Яна медленно подняла голову.
Вот, значит, как?
Мародерим по дорогам? Робингудствуем?
Отчаяние куда-то исчезало, вытесняемое холодной, зловещей яростью. И желанием отыграться хоть на ком. К примеру, на этих человекообразных.
