К вечеру из селения выкинули кучку уцелевших. Им (Валежный все же проиграл своей совести) выдали теплую одежду, дали несколько осликов, чтобы посадить детей, и даже дали немного денег. Пес с ними…
Все равно в селении взяли столько, что Антон лишь головой покачал. Он, конечно, не бухгалтер, но интендант, который остался при нем, потирал руки. И уверял, что взятого хватит на прокорм войска. Уж до лета – точно.
А летом?
А до лета еще дожить надо. Потому как зиму Валежный проводит в горах, а весной собирался спуститься на равнины…
Надо разбираться с освобожденцами.
Надо…
* * *
Фереи прислали парламентеров спустя два дня после взятия Ривалека.
Шестеро седобородых старцев час стояли на коленях у границы лагеря, прежде, чем Валежный решил снизойти и выйти.
Его это коробило, унижение старости – гадость. Но – иначе просто не поймут.
И выйти следовало строго определенным образом. При всем параде, со свитой… все правильно.
Горе побежденным.
Победа одних, поражение других, все это нарочито, подчеркнуто, ярко…
- Что вам угодно?
Один из стариков поднял голову. Валежный подумал, что ему уже лет под сто, как бы не больше. Дряхлый, аж рассыпается…
- Генерал, ты идешь по нашим горам, словно великан. Ты повергаешь ниц своих врагов. Мы умоляем тебя уйти… хватит жертв. Хватит горя…
Валежный хмыкнул.
- Когда вы несли горе в наши дома, вы не слушали никого. Почему я должен вас послушать?
- Потому что твой дом в огне, генерал. Ты можешь сжечь наши дома, но и свой ты не спасешь.
Валежный нахмурился.
- Все верно. Я сожгу ваши дома и уйду через горы. В Чилиан. Меня пропустят, даже не сомневайтесь. А Русина пусть горит – не я ее поджигал.
- Но стоит ли тогда….
- Стоит, старик. Мне столько раз не давали этого сделать, - кровожадную улыбку Валежного можно было помещать на плакаты и пугать детей по ночам, - что сейчас я хочу отыграться напоследок. Даже если и сдохну – то со вкусом вашей крови на губах!
- Мы умоляем тебя остановиться.
- Вас не трогали чужие мольбы…
- Чего ты хочешь, генерал?
- Я уже сказал, - поморщился Валежный. Вот ведь народ!
Все и всё прекрасно понимают, но вилять и изворачиваться будут до последнего. А смогут ударить в спину – ударят. И яду подсыплют, и еще как нагадят…
Торг продолжался несколько дней и завершился разгромной победой Валежного.
Его армия до конца не уходила из гор. Все селения, в которые ступила нога русина, оставались за русинами. И там будут жить – заложники.
По десять человек от каждого рода.
Десять человек.
Не просто мужчины, а женщины и дети… подло?
Ничего, авось так вы удержитесь от подлостей! Зная, что их головы полетят первыми.
Потому что командовать парадом Валежный поставил Али-хана. Али-хан, собственно, был таким же, как Барза-бек, только с другой стороны медали.
Беременная русинка умудрилась убить хозяина и бежать из гор.
Невозможно?
Да! Особенно когда тебе четырнадцать лет, когда ты еще ребенок, когда тебя не воспринимают всерьез. Но ей это удалось. И Али-хан, названный так в память о горах, отлично знал историю своей матери.
И очень не любил фереев.
Прекрасно знал язык, обычаи, знал, на что надавить, как погладить… и ненавидел тех, кто стал причиной ее боли!
Русинка выбралась к своим, вышла замуж – за такое сокровище казаки просто передрались, это ж не жена, а сказка! Такая не просто детей – богатырей подарит! Али-хан вырос с отчимом, который никому и никогда не позволял обидеть его мать. И сам Али-хан драться научился, и в семье его любили, и постоять он за себя мог.
И все равно – ненавидел.
Потому что знал, как убили его деда и бабку. Как убивали дядьев и теток. Как оставили его мать, потому что та была действительно красива, и подарили толстому гадкому старику. Как мать все время притворялась, что слабая, глупая, ничтожная и несчастная. Как готовилась к побегу.
Как убивала, как травила собак, как пустила погоню по ложному следу – чего ей это стоило в горах! Как шла одна по горным тропам…
Вышла и выжила она чудом.
Одна, беременная… и у чуда было имя. Имя ее отца, ее деда, прадеда… не просто так извели под корень ее род. Старинный род, в котором первой игрушкой даже девочкам давали деревянный кинжал, а второй – боевой.
Горцы тоже знали эту историю. И были очень недовольны. Но Валежному было плевать.
Али-хан справится. А он побудет здесь еще месяц, соберет выкуп (война должна быть выгодной, вы нас сами этому научили, неуважаемые) – и вернется к весне на равнины.
Его ждут освобожденцы.
Свободные герцогства.
- Что со Станиславом?
Зинаида искренне удивилась, не обнаружив доктора на его законном месте.
Берта, которая теперь намного лучше относилась к девушке, мимоходом сунула Полкану в пасть что-то вкусное, потрепала собаку по голове – и разъяснила.
- Приболел. Обещал скоро вернуться.
- Как же так? - расстроилась Ида.
- А вот так! Сама знаешь, привык на холод выскакивать, а тут натопили, помнишь?
- Помню. На пол можно было рыбу поставить на сковородке. Мигом бы поджарилась.
- Вот-вот… Здесь-то тепло, а он раздетый выскочил. Вот и просквозило.
Ида кивнула.
- Понятно… кто ж сегодня на замене?
- Доктор Ив.
- ФУ! – от души высказалась девушка.
- Я вам не нравлюсь? Жама, вы разбиваете мне сердце…
Ида повернулась. Доктор Ив ей не нравился?
Что вы, это еще очень слабо сказано! Ее бы воля – она бы доктора Ива Решье натерла на терке. Уроженец Ламермура искренне считал себя неотразимым. И не отказывал себе в удовольствии.
Да, и отказов он тоже не понимал.
У Зинаиды роль дуэньи отлично играл Полкан. Стоило милому песику вопросительно сказать: «РРРРР?» глядя в строго определенную область мужского организма (сам мужик, все понимаю, ежели надо операцию произвести, по откусыванию), как организм тут же отступил назад. И больше рук не распускал.
А то вздумал по попке хлопать!
Нашел крестьянку! Ида тогда так ошалела от наглости, что сразу даже пощечину негодяю не дала. А вот Полкан не растерялся, умничка зубастая!
И вот бывает же такое… хоть и свиньей доктор был по отношению к дамам, но руки у него были золотые. Не отнять… еще бы он их не распускал, паразит!
