- Георгий Петрович, я на рынок отлучусь, капустки куплю…
Гошка кивнул головой.
На пол спланировал еще один лист бумаги. Женское лицо.
- Ой… а кто ж это такая? Красивая…
Мальчишка выдернул из ее рук лист.
- Моя мама.
Аксинья поняла, что дальше расспрашивать не стоит – и ушла.
Мама?
А они полагали, что его мать Ирина Ивановна? Нет? Странно это… а впрочем, кому теперь важны все эти секреты?
Никому…
* * *
Что понимают дети?
Все.
Просто иногда нет смысла говорить взрослым хоть что-то. К чему? Взрослые по умолчанию считают себя умными, а детей недоумками. И не прислушиваются к ним.
А Гошка все понимал. Просто есть вещи, о которых лучше не говорить. И не думать.
И…
Есть вещи, от которых ты с криком просыпаешься по ночам. И рядом никого нет. Вообще никого…
Есть одиночество.
Вроде бы ты не один, и мама Рина тебя любит, но она не совсем настоящая мама. Приемная.
Гоша не знал, что это такое. Потом понял. Это когда две мамы, просто одна не может постоянно быть с ним рядом. Но это не потому, что его не любят.
Мама его любит. И плачет, когда его видит. И… дети это чувствуют.
Отец?
Отец его тоже любит, но наверное, не так сильно. Он смеется, он любит брать Гошу на руки и высоко подбрасывать, а Гоше это не нравится.
Отец расстраивается и дразнит его трусишкой. А Гоша не трусишка, просто его начинает тошнить, и он боится, что сейчас его вырвет. А папа не понимает…
И понять не хочет.
Почему?
Есть дедушка – его Гоша видел редко. Бабушка говорила, что он сильно болен.
И есть бабушка.
Уютная и теплая, родная и настоящая. Она точно его любит.
А недавно случилось… нечто. Даже вспоминать это Гоше было больно.
Они с мамой Ирой приехали домой. К бабушке и дедушке. И он был ужасно доволен! На конюшне были лошади, и ему обещали своего пони. Во дворе была собака, и ему говорили, что у него будет свой щенок. И гулять можно было целый день, и не надо было ради этого надевать противную накрахмаленную матроску и отглаженные брючки, и бегать можно было свободно…
За ним приглядывала Матреша.
С Матрешей они тоже подружились, девочка учила его кидать камешки так, чтобы получались круги на воде. А он учил ее рисовать… получалось плохо, но им было весело вместе.
А потом что-то случилось…
Страшное.
Гоша помнил, как влетела в комнату бабушка, как говорила с мамой, как потом толкнула ее в уборную и заперла, а Гошу потянула за собой.
Помнил отчаянные глаза Матреши.
Помнил, как девочка почти волоком волокла его по лесу, оглядывалась и шептала: «скорее, миленький! Бежим быстрее, обоих же убьют, коли догонят…»
И Гоша как-то все понял.
Когда увидел глаза деда, к которому они прибежали.
Тот смотрел… так… Гоша не решился спрашивать – тогда, но потом, когда они уже ехали на телеге, все же насмелился.
- Бабушка… она умерла?
- Да, внучек.
- Ее Змей Горыныч скушал?
- Да, можно и так сказать…
И Гошка представлял этого Змея.
Огромного, страшного, чудовищного… он летит на своих огненных крыльях, спускается, поедает людей… бабушка его спасала. Он это понял.
Папа? Мама?
Их не было рядом… Гоша был уверен, они скоро приедут. И Ксюша так говорила.
Дед Савва просил пожить в доме, во всем слушаться Ксюшу и ждать родителей. А они обязательно скоро приедут. Гоша тоже это знал.
Конечно, приедут! Как же иначе? Родители никогда не бросают детей… или они – не родители. Так, утроба, из которой на свет может что угодно выползти.
Впрочем, Гошка об этом не думал. Он твердо знал, что мама скоро приедет. Не мама Ира, нет… он отлично понял, что Змей скушал и ее тоже. Если бабушку, и деда, и… и наверное, всех слуг в доме… страшно-то как!
А маму Аню не скушал.
И мама Аня обязательно приедет, и найдет его, надо только немножко подождать. Он сказал об этом Ксюше, и та была полностью согласна. Конечно, приедет.
Уже скоро-скоро… надо только быть хорошим мальчиком, кушать кашу вовремя ложиться спать… вот с последним были проблемы.
Гоша очень плохо спал, просыпался с криком ужаса, и ему чудилось, что Змей летит за ним. Летит, хочет сожрать, ищет, поворачивает громадную голову и глаза его горят злобными алыми огнями.
Ксюша приходила, сидела рядом с ним, гладила по голове, шептала нечто утешительное… он успокаивался и снова засыпал. Но…
Гоше так хотелось, чтобы скорее приехала мама!
А то город – такая гадость! И гулять тут нельзя. И вообще…
Мама, папа, где же вы? Я так соскучился!
Свободные герцогства
Станислав открыл глаза.
Творец, как же ему было паршиво…
Все тело разламывалось, начиная с костей черепа и кончая костями пяток, болела каждая мышца, тошнило, перед глазами все плыло, а еще, кажется, его поджаривали. Жестоко и равномерно.
- Станислав?
Холодная ладошка легла на лоб, немножко уменьшая боль. Стас попытался откликнуться, но вместо слова получился стон.
- Пить хотите?
Стас застонал повторно.
Хотите?!
ДА!!!
Но как об этом сказать?
Впрочем, его слова никому не требовались. Женская рука приподняла его голову, поднесла к губам носик поильника, и в горло мужчины полилось нечто невероятно вкусное, прохладное, кисло-сладкое….
- Клюквенный морс. Вам полезно.
И нужно!
И важно!!!
Станислав глотал и глотал, пока не выпил все до капли, и его не опустили на подушку.
- Вот так. Как вы себя чувствуете, Станислав?
Мужчина попробовал шевельнуть языком. И на этот раз у него даже слова получились.
- Плохо…
Глаза он открывать даже не пытался. Свет бил так, что больно становилось от одной мысли.
- У вас сегодня ночью был кризис. Я забрала вас позавчера из вашей каморки. Надеюсь, вы не в обиде.
Стас потихоньку припоминал происходящее.
Не в обиде?
О, что вы! Он отлично помнил, как лежал больной, как безумно хотелось пить, как он осознавал, что, наверное, тут и умрет. Но сил встать, позвать на помощь, хоть наружу выползти – не было. Вообще никаких сил не было.
