И все же решение, принятое им в 1974 году, было исключительно важным, поскольку в результате творческая энергия Дерека в кино оказалась направленной на создание собственных фильмов. Он надеялся уговорить своего друга Патрика Стида написать сценарий. Дерек уже какое-то время планировал со Стидом фильм о св. Себастьяне (похоже, идея принадлежала Стиду). Очевидно, Дерек чувствовал в 1973–1974 годах, что Стид не особенно заинтересован в проекте, но ему ничего не оставалось, кроме как ждать сценарий
[56]. Дерек провел несколько месяцев 1974 года в Нью-Йорке. Он взял с собой фильм «В тени солнца», снятый на Super 8. Он наслаждался случайным сексом, но (как и в 1964 году) был сбит с толку необъяснимым американским притворством и счел поездку неудовлетворительной: «Я несовместим с Нью-Йорком по темпераменту. Кажется, мои поездки сюда вызваны стремлением к саморазрушению»
[57].
Перед тем как мы оставим эти годы, центральной точкой которых является прекрасная, залитая солнцем комната в Бэнксайде, нужно рассмотреть еще одно, совершенно отдельное, направление в творческой деятельности Дерека. В 1972 году он опубликовал в «Беттиском Пресс» томик стихов «Палец во рту у рыбы». Зеркальная серебристая обложка была украшена подписью Дерека и написанным им от руки названием сборника. На ней также была фотография (Вильгельма фон Глодена), изображающая ухмыляющегося молодого человека в широкополой соломенной шляпе, который, глядя на нас, держит летающую рыбу и касается ее рта указательным пальцем правой руки. Остается только гадать, как соотносится эта обложка и помещенные под ней стихотворения. В содержании некоторых из них явно ощущается рубеж двух эпох Средиземноморья, но, если зеркальная поверхность обложки в сочетании с подписью Дерека и говорит что-то о субъективности и объективности, то лишь отражает неубедительность и очевидность этих важнейших элементов поэзии в целом. На самом деле поэзия никогда успешно не решала вопрос о субъективности/объективности, поэтому некоторые стихотворения символического характера выглядят довольно запутанными. На поэзию Дерека в те времена оказали влияние имажизм, сюрреализм, Т. С. Элиот и битники. Одна из идей битников была броско сформулирована Алленом Гинзбергом: «Отточенный ум, отточенное искусство». Если психологическая (интеллектуальная и эмоциональная) и духовная подготовительная работа была выполнена писателем хорошо, то и искусство будет хорошим. Кое-что из этого есть и у Джека Керуака в его «cписке самого необходимого» из «Веры и техники современной прозы» (1955). Кажется, Дерек еще не достиг полной самостоятельности в этих сложных вопросах.
Позднее Дерек, казалось, осознавал слабость своего сборника: Кит Коллинз говорит, что он, как правило, открещивался от него, отвергая как плохие стихи
[58]. До сих пор самое обширное обсуждение этой книги было у Стивена Диллона, который анализирует преднамеренные аномалии в последовательности стихотворений (например, «Стихотворение III» — это четырнадцатая поэма в сборнике) и характер их текста и образов
[59]. Каждое стихотворение состоит не только из слов, но и из репродукций старинных открыток, и стихотворения размещены на страницах так, чтобы каждому из них достался разворот с картинкой на левой стороне и текстом на правой. Таким образом, книга принадлежит к случайным формальным экспериментам того периода с целью понять, что представляет собой литература (что привело к публикации романов, проиллюстрированных фотографиями, или — в случае Б. С. Джонсона — романа, главы которого можно читать в произвольном порядке и который был опубликован не как переплетенная книга, а в виде отдельных листов в коробке)
[60].
Использованные Дереком образы создают большие проблемы в интерпретации. Например, он напечатал свое «Стихотворение I» в «Дэнсинг Ледж», в той главе, где он вспоминает о Роне Райте и пробуждении своей сексуальности в 1964 году, и там оно, кажется, вполне имеет смысл, поскольку метафора, связанная с садоводством, перекликается с представлением о любви, как об опиуме
[61]:
В тишине
мирозданья
танцуют белые маки
моей любви
То же самое стихотворение появляется и в качестве песни в черновике сценария «Доктор Джон Ди и Искусство зеркал»
[62]. Но как можно интерпретировать тот факт, что в «Пальце во рту у рыбы» это стихотворение размещено ближе к концу тома напротив фотографии пожилого Анри Матисса, который смотрит на него сквозь пространство страницы (и в частности, как мы должны узнать Матисса)?
Предыдущее стихотворение под номером 29 отсылает к открытке с изображением «Сада в Луксоре» (к той же открытке, которую Дерек использовал в одноименном фильме). Египетская тема объединяет в книге несколько стихотворений. Стихотворение 29 озаглавлено «Фрагменты стихотворных слов март 64»:
Морской менестрель
мистраль
воющий среди гардений на авеню
за соснами и дроком
разносящий пыль
ты привратник
забытых ландшафтов
изгиб дороги
изгиб скалы
вздыхая он кладет цветок
к цветку
раздавленному лошадиными копытами
бережно вместе
тычинки и чашелистик
лепесток и зеленый стебель
он показал всадникам путь
стена разрушилась
дуновения ветра посеяли розы
ветром
ветер, завывающий в разрушающихся горах
здесь плиточный двор
из голубой майолики
и что бы сказал Сезанн
о голубых камнях
уложенных внахлест
брошенных и выдолбленных ветром
Образ сада; эрозия искусства и природы; склеивание осколков в пространстве классической античности; отсылка к модернистскому искусству в контексте Египта (здесь подразумевается разрыв или преемственность? Конечно, последнее: Сезанну было бы что сказать). Все это связывает различные темы; некоторые из них можно проследить на протяжении всей жизни Дерека, другие же были особенно присущи ему в начале 1970-х, когда он открыл для себя Super 8 и почти в то же самое время — алхимию, и часто упоминал в своих работах Древний Египет. Ибо предположительно оккультисты Древнего Египта наслаждались золотым веком, когда эзотерическое знание, искусство и религия были переплетены в неразрывном единстве. Через голубые плитки, розы, воспоминания о забытых ландшафтах, использование самих открыток как способа переместиться из настоящего в ландшафты своей мечты, Дерек начинает складывать из кусочков идеальный мир. Он, конечно же, подвержен эрозии, которая разрушает даже горы, но все же он подразумевает возможность наслаждения.
