Верн обернулся и сорвал повязку с глаза.
Подземелье залило светом – таким ярким, что Антия увидела каждую травинку, каждый корешок, каждый потемневший листок. Холод отступил, освобождая Антию из оков, женщина взвыла и завалилась в яму, рассыпаясь на лету черными пригоршнями пепла и каменным крошевом.
Снаружи послышался мучительный стон. Верн пробормотал что-то неразборчивое, провел пальцами по лицу, и свет начал угасать.
Антия не сразу поняла, что клацающий звук, который плывет в ушах, – это стук ее зубов.
Филин прянул вверх – через несколько мгновений Верн заглянул в яму и протянул Антии руку.
Наверху их ждали: выбравшись из ямы, Антия увидела, что среди деревьев замерли серые тени – статуи смотрели на Антию и Верна, и на их лицах застыло разочарование хищника, упустившего жертву. Сброшенная маска лежала рядом с ямой – черное кружево по серебру, кровавые капли граната.
– Прошу! – Верн широким жестом указал на статуи, и Антия услышала обиженное шипение, что шло из камня. Девушки не сводили с них слепых взглядов, но не двигались. Должно быть, смерть женщины заставила их замереть. – Верные гончие владыки Ардиона, демоны, которых Солнечный Кормчий сбросил с небес.
– Вот как, – Антия готова была расплакаться. Девушки, которых называли спасительницами мира, здесь превратились в чудовищ, и армия их была велика…
Верн понимающе кивнул, поправил свою повязку и подошел к одной из статуй. Антия потянулась за ним, понимая, что вот-вот упадет в траву от усталости.
Когда-то это была ее ровесница. Высокая, тоненькая, с длинными косами. Где она жила – в столице или поселке? Была ли у нее семья? Несколько минут Верн всматривался в лицо статуи, а потом вдруг ударил ее наотмашь. По лесу прокатился вопль, и Антия увидела, как статуя, рассыпаясь крошкой, падает на траву.
На сколах камень был розовым и белым с красными прозрачными прожилками. Антии казалось, что она видит кровеносные сосуды. Верн пнул уцелевшую кисть правой руки, и Антия готова была поклясться, что пальцы дрогнули, пытаясь сжаться в кулак.
– Не надо, – прошептала она, когда Верн двинулся ко второй статуе – коротко стриженной девушке с решительным лицом. Когда-то она хотела стать учительницей, именно они так отрезают волосы.
Верн обернулся. Посмотрел на Антию так, словно увидел ее впервые.
– Не надо, – повторила Антия. – Они ведь живые…
Верн рассмеялся. Его смех продолжал звучать, когда он ударил вторую статую, и груда камня упала в траву.
– Они давно забыли, как быть живыми, – сказал он. Антия ждала, что он будет насмехаться, но Верн говорил спокойно и грустно. – Не надо видеть в них учительницу, продавщицу выпечки и акробатку.
Третья статуя обратилась в груду мелких камней. Часть лица с уцелевшим глазом смотрела с укоризной. Камень едва заметно подрагивал, словно глаз хотел моргнуть и не мог.
– Это просто камни, послушные чужой воле. Ардион прикажет, и они выпустят тебе кишки. Не надо видеть в них то, чего давно нет.
– Они… – прошептала Антия. – Они…
И больше ничего не смогла сказать. Просто села на траву и заплакала.
Бейла падала, каменея под взглядами помощниц Ардиона. Девушки бежали через лес, чтобы выполнить приказ. Дядя Бриннен в другом мире ждал и верил, что Антия вернется, выйдет из Белых ворот. И надо было подниматься и идти, пока не стемнело.
Но Антия не могла пошевелиться. У нее остались силы только на слезы.
Верн ничего не сказал. Опустившись рядом с ней, он обнял Антию за плечи каким-то очень правильным, братским жестом – так они и сидели, пока Антия не проплакалась.
– Иногда повязку носят не потому, что глаза нет, – сказала она, шмыгая носом и вытирая слезы с лица. – А как раз потому, что он есть.
Верн улыбнулся. Как-то сейчас было у него на душе? Антия не хотела узнавать. Он мог довести ее до выхода, вот и хорошо.
– Так и есть, – ответил Верн. – И лучше тебе в него не смотреть. Договорились?
Она кивнула.
– И если я говорю не делай вот это и вот это, ты не делаешь.
Антия снова кивнула.
– Я не могла не смотреть на нее. Мне было страшно, – призналась она. Верн качнул головой, поднялся и протянул ей руку.
– За это она тебя почти окаменила. У жриц Солнечного Кормчего, конечно, меньше сил, чем у Ардиона, но они есть.
– Я уже поняла, – ответила Антия, поднимаясь. Первые капли дождя застучали по листьям. Как скоро Ардион узнает о том, что жрица убита и статуи разрушены?
– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулся Верн. – Тогда давай не тратить время.
Они вышли к развалинам, когда почти стемнело. Дождь лил сплошной стеной, у Антии зуб на зуб не попадал от холода и сырости. Леса остались позади, теперь они шли среди холмов, поросших вереском, и когда темная громада воздвиглась прямо перед ними, Антия подумала: что бы это ни было, мне уже все равно.
Среди тьмы засветился крошечный огонек и послышалось сварливое:
– Кого там евгры несут? Ночь на дворе!
Антия настолько вымоталась за день, что даже не удивилась тому, что прекрасно понимает язык этого мира. Верн рассмеялся.
– Ашиль! Открывай уже, старый грешник, пришли друзья!
Заскрипела дверь, огонек выплыл вперед, и скрипучий голос поинтересовался:
– Филин, ты, что ли? Знаешь, куда надо бы таких друзей-то?
– На сковородочку да с маслицем! – ответил Верн, и огонек скользнул в сторону, уступая им дорогу. Верн нырнул во тьму, Антия послушно подалась за ним и увидела, что огонек парит над чем-то, похожим на корягу, – конечно, если у коряг бывает добрая дюжина тонких ножек, похожих на паучьи.
– Маслица-то нету, – голос смягчился, сменив гнев на милость. – Но сковородочку-то найдем чем наполнить, в радость такого-то случая!
Несколько минут они шли во тьме, а затем прямо перед ними вспыхнул огонь, и Антия увидела большой камин, сковородки на крюках, грубо сколоченный стол и лавки. Огонек проплыл мимо, коряга, поскрипывая и припадая то на левую сторону, то на правую, прошла мимо камина и ворчливо приказала:
– Давай располагайся, что ли? Девчонка-то с тобой?
– Со мной, – Верн с радостным вздохом опустился на лавку и вытянул ноги к огню. Коряга раскашлялась, затрещала, и Антия подумала, что она так смеется.
– А то я подумал, что съедим! Ладно, съесть-то сейчас и так найдем, – коряга прошла к стене, зашуршала там, затрещала: – Брюква да клюква, да грибов с десяток, да картошка, первейший корнеплод. Хватит на ужин-то.
– Я помогу, – вызвалась Антия. Здесь было очень тепло – одежда на ней моментально высохла. Коряга снова затрещала и заскрипела, потирая бока ножками.
