Ардион присел рядом – Антия увидела в его пальцах что-то, похожее на большую золотую занозу.
– Да, мы действительно связаны, – задумчиво произнес он, – и довольно сильно. Настолько, что я не смогу причинить тебе сколько-нибудь значительный вред. Жаль, я рассчитывал на другое.
От гнева у Антии стало жечь в горле – и рядом с этим гневом проросло язвительное злорадство.
– Попробуй превратить меня в камень, – рассмеялась она. – Давай посмотрим, что будет? Ты не сможешь.
Золотая заноза зазвенела, прыгая по полу. Мысли метались в голове испуганной птичьей стаей: Антия понимала, что связана с Ардионом, он не сможет ее убить, а раз так, раз владыка Ашх-Анорна не сумеет остановить иномирную демоницу, тогда… Тогда он будет наказан. Солнечный Кормчий этого просто так не оставит.
– Разумно, – Ардион улыбнулся, но улыбка вышла какой-то сумрачной и больной. Он выпрямился, прошел к дверям и негромко сказал кому-то в коридоре:
– Жрицу сюда. Быстро.
Антия попробовала встать, но сил хватило только на то, чтобы ползком добраться до дивана и сесть. Лучше, чем ничего: меньше всего ей хотелось валяться в ногах у Ардиона. Ее родители не стояли на коленях перед своими убийцами.
– Ты этого не знаешь, – устало проговорил Ардион. – Тогда стражник тащил тебя через подземелье, и все, что у тебя было, – это мрак и вопли твоих родителей.
Антия замерла. Открыла рот и закрыла. Откуда он, евгр его побери, это знает? Ардион довольно усмехнулся – ее растерянный вид пришелся ему по душе.
– Но как? – только и смогла спросить Антия. Пусть воспоминание было страшным, пусть оно причиняло боль, но оно принадлежало ей, и меньше всего она хотела, чтобы кто-то совал в него грязные руки.
– Увидел, – равнодушно ответил Ардион, и в дверь деликатно постучали.
Вошла жрица: серебристо-серая мантия струилась по полу, маска почти полностью закрывала лицо, оставив лишь маленький острый подбородок и ярко-алые поджатые губы. Жрица поклонилась и застыла; Ардион смерил ее оценивающим взглядом, словно пытался понять, способна ли она сделать то, что нужно, а затем махнул рукой в сторону Антии и приказал:
– Делай свою работу.
Жрица кивнула. Тонкие белые руки поднялись, снимая маску, – Антия увидела прекрасное лицо без капли жизни и почувствовала нестерпимый голод, который терзал жрицу. Глаза, густо подведенные черным, налились лазурью, и Антия ощутила, как в ней останавливается жизнь.
«Вот и все», – только и успела подумать она. Холод, наполнявший ее, был невыносим. Мелькнуло лицо дяди Бриннена, который ждал Антию в Таллерии и надеялся, что она вернется, проплыл филин с железным крылом, улыбнулся Осборн, и мир стал заполняться тьмой.
Антия еще могла бежать через нее, держа дядю Бриннена за руку, но…
– Хватит, – произнес Ардион, отвернувшись к окну. – Убирайся.
Жрица послушно надела маску, лазурное сияние угасло, и Антия почувствовала, как воздух наполняет окаменевшие легкие, как возвращается жизнь, как мир снова обретает цвета, запахи и звуки. Жрица выскользнула за двери, Ардион обернулся, и Антия увидела потеки крови на его лице. Он дотронулся до носа так, словно не мог поверить, что у него действительно идет кровь, и едва слышно сказал:
– Да, связь есть. И намного сильнее, чем раньше.
Антии захотелось рассмеяться – потом она подумала, что с Солнечного Кормчего станется убить их обоих, и спросила:
– И что же теперь?
Ардион снова провел пальцами по лицу, стирая кровь.
– Пока ты будешь жить, – ответил он. – Пока.
Верну казалось, что у него на зубах скрипят песок и каменная крошка. Горло пекло, словно он исторг пламя, как дракон.
Он опомнился только тогда, когда глаза стало жечь. Вернув на место повязку, Верн обнаружил, что стоит на развалинах. Но нет, понял он, нет, это были не развалины после землетрясения, эти камни остались после того, как он разметал мертвую армию Ардиона.
Чуть поодаль всхлипывали, умирая, бактрианы. Люди казались разбросанными тюками с тряпьем – правда, из тюков не вытекает кровь. Откуда-то с центральной улицы доносились стоны и проклятия; Верн посмотрел туда, где вроде бы только что стояли Ардион и Антия, и увидел Бархева, мертвого лоточника.
«Предатель», – подумал он и сам удивился, насколько холодно и отстраненно прозвучала его мысль. Кажется, небо, в котором растворилась синяя сипуха с Антией в когтях, смеялось над ним.
«Тебе понравилось, брат? Какова их кровь на вкус?»
Покачиваясь, Верн сделал несколько шагов к статуе и попробовал обратиться, но не смог. Голова гудела. Его шатало так, словно он пьянствовал несколько дней.
Солнечный Кормчий смотрел равнодушно. Верн ощущал его взгляд на затылке и не мог от него заслониться.
– Эй… – услышал он едва различимый шелест знакомого голоса. – Эй…
Верн присел на корточки, отбросил несколько камней и увидел Осборна. Голем заморгал на свету, заулыбался, и из трещины в его лбу сбежала капля воды. Тотчас же из-под плеча парня выскользнула Микелла – мышиная мордочка не выдавала ее чувств, но Верн готов был поклясться, что она едва сдерживает слезы.
– Что еще я мог поделать? – спросил Верн, подставив ей руку. Микелла забралась на его плечо и печально пискнула. – Что? Дать им убить нас?
Микелла вздохнула. Верн убрал камни: Осборн поднялся, стряхивая пыль с головы, – по лицу струилась вода из разбитого лба, но выглядел он не так плохо, как Верну показалось сначала.
– Надо улетать, – сказал он. – По воздуху нас не догонят, а тебя нужно подклеить.
Голем качнулся. Глаза съехались было к переносице, потом вернулись обратно.
– Англун… хм… тха… – выдавил он, с отчаянием глядя на Верна.
Верну захотелось выругаться, да покрепче. В одиночку он был бы уже далеко, а тут навязали глиняного болвана на его голову, и дела у этого болвана плохи. Ардион бросил бы голема здесь и больше о нем не вспоминал, и на какое-то мгновение Верну захотелось поступить так же.
Он отогнал эту мысль: чем сильнее будешь похож на брата, тем скорее утратишь самого себя, и эта утрата будет невосполнима. Солнечный Кормчий плыл над городом бегемотов, и Верну казалось, что он видит золотые узоры на его ладье.
Отец всегда просто смотрел: так ученый смотрит в микроскоп на лужицу в чашке. Все они – Ардион, Микелла, Верн – любили его именно за эту холодную отстраненность и стремились сделать все, чтобы отец смягчился. Чтобы относился к ним так, как остальные отцы относятся к детям.
Кажется, Верн первым понял, что все их попытки напрасны.
Он и сам не знал, почему сейчас вспомнил об этом. Вздохнув, Верн принял облик филина и, подхватив голема, медленно полетел прочь от города. Он думал, что Осборн окажется тяжелым, но парень был намного легче Антии. Где бы его еще подлечить в этих краях, тут и для людей-то вся медицина ограничена спиртом и молитвами, что уж говорить о големах…
