Охранников она не заметила. Возможно, решено было не оставлять заключенным потенциальных жертв.
Укрыться было негде: здесь были только десятки закрытых дверей. Шутмили могла оказаться за любой из них, но Ксорве нужно было торопиться. Звать Шутмили было слишком рискованно. Ксорве подумала: может, ей стоит выкинуть что-нибудь в стиле Талассереса, например, отпереть все двери и сбежать с Шутмили, пока будет царить хаос? Но по ряду причин это могло плохо кончиться.
Она пошла дальше по коридору, гадая, когда же кончатся двери.
По мере того, как она шла, шум сквозняка становился все громче. Может быть, кто-то оставил окно открытым, и оттуда дул ветер с моря?
Но это было не море. В сквозняке слышался шорох песка: Ксорве почудилось, что она снова оказалась в Море Безмолвия, коридор превратился в каньон, и в пустыне собиралась песчаная буря.
Ксорве оглянулась. Лестница пропала из виду, позади были только бесчисленные ряды дверей.
Шум все нарастал и превратился в грохот, хотя ветер казался мягким: он легко обдувал кожу Ксорве и спутывал пряди волос. Впереди – ничего, кроме дверей, и коридор, простирающийся все дальше и дальше.
Ксорве подумала: Какого черта! Разумеется, это было бы слишком просто, поэтому везде так пусто. Вот дерьмо.
Повсюду одинаковые двери. Здесь можно было запереть целый город. Она перешла на бег.
Словно в ответ ветер усилил свой напор. Страх может быть полезен, говорил Сетенай. Но этот страх больше напоминал туман – густой, тошнотворный, парализующий.
В конце концов, коридор уперся в стену из голого камня. Ксорве остановилась в десяти футах от нее. Она не могла отвести взгляда от стены, как от хищника, вот-вот готового броситься на добычу. В пустом пространстве таилась неясная угроза. Ксорве оказалась в ловушке – в этом тупике были только она и жуткий рев пустынного ветра. Туман становился все гуще, он подавлял всякое сопротивление и замедлял ее реакцию.
Стена изменилась, но при этом осталась прежней. Барьер превратился в туннель, перед ней открылся проход. Ветер завывал в туннеле, и кто-то шел ей навстречу, будто в кошмарном сне. Кто-то, одетый в белое, с опущенной головой, шагал против ветра, целеустремленный, непоколебимый, неумолимый.
Это был адепт Бдения. Мир вокруг растворился, и она почувствовала, что падает.
24
Не благословление и не проклятие
– Пленница в заточении, Инквизитор, – сообщил адепт Бдения. – Боюсь, допрос не дал результатов.
Канва Жиури отмахнулась.
– Меня едва ли интересует, что она скажет в свое оправдание. Этого мне хватило в Тлаантоте. Жаль, что мы не взяли ее сразу, но враждовать с Белтандросом Сетенаем было бы неразумно. И вы бы тогда пропустили все веселье от наблюдения за тем, как захлопывается ловушка.
Бдительный кивнул. Жиури не знала, может ли адепт квинкурии веселиться в принципе, но ей определенно понравилось планировать операцию: она удостоверилась, что путь к лазу чист, снизила уровень безопасности, одурачив незваную гостью, и убедилась, что та благополучно добралась до старого тюремного уровня, где адепт Бдения расставил ловушку.
– Дайте мне знать, если она что-нибудь скажет, – сказала Жиури. – У нее не слишком развитая психика, но теперь, лишившись защиты Сетеная, она может стать сговорчивее.
Она отпустила Бдительного, заказала кофе с печеньем и вызвала Шутмили к себе в кабинет. Последняя попытка воззвать к разуму.
– Прошу, – сказала Жиури племяннице. – Присаживайся. Угощайся печеньем. Кстати, в составе его мед из поместья Канва. Ты, наверное, голодна.
В этом Жиури не сомневалась, так как именно она приказала стражам сократить паек Шутмили. Раз уж Шутмили решила сопротивляться, послаблений она не получит.
– Все хорошо, спасибо, – ответила Шутмили, хотя Жиури заметила, что она не сводит с тарелки глаз.
– Между нами, – начала Жиури, – тебе не кажется, что пора уже покончить с этим глупым бунтом?
Моргнув, Шутмили скромно сложила руки на коленях, подальше от печенья.
– Боюсь, я несколько потеряла счет времени. Разве мы куда-то спешим?
Большинство магов из Школы Мастерства были жалкими забитыми созданиями, которые пытались всем угодить. Жиури не нравилось, как держится Шутмили, но она заставила себя рассмеяться.
– Ну, особенной спешки нет, – сказала она, – но мы уже потратили достаточно времени, вызволяя тебя из разных бед, согласна?
Молчание.
– Я знаю, что ты сомневаешься насчет Квинкуриата, но уверяю тебя, иметь призвание – совсем не так плохо, – продолжала Жиури. – Это дар – знать, что ты находишься именно там, где нужно, делая то, что тебе суждено делать.
– Вы именно так относитесь к Инквизиторату, тетя Жиури? – вежливо спросила Шутмили.
– Конечно, – ответила та. – Все дело в работе. Ты будешь намного счастливее, когда займешься подходящей работой. Совсем как я.
– Но вы не верите в это, – заметила Шутмили. – Вам кажется, что вы совсем не такая, как я.
Шутмили явно не осознавала, что Жиури оказывает ей большую милость, позволяя общаться на равных. Внутри Инквизитора росло желание дать ей пощечину. Но вместо этого Жиури улыбнулась, как будто услышала детскую шутку.
– Ну, не во всем, – сказала она.
– Все станет гораздо проще, если я присоединюсь к квинкурии Лучников, правда? – спросила Шутмили. – Ни одного мага за четыреста лет безупречной родословной, и тут появилась я. Это усложняет жизнь. Я понимаю. Если я стану Пятым Лучником, вы сможете стереть мое имя из родословной Канва.
– С твоей стороны это довольно несправедливо, – заметила Канва. И довольно эгоцентрично. – В Квинкуриате ты будешь счастлива и успешна. Это почетная должность. А сейчас твое положение только вредит всему роду, а ты явно несчастна.
– Да. Вы желаете мне только лучшего, – откликнулась Шутмили. – Я так и поняла.
– Я хочу помочь тебе, – сказала Жиури. – Конечно, ты молода, а принимать судьбоносные решения всегда нелегко. Но все пройденные тобой тесты говорят, что ты станешь исключительным адептом квинкурии. Растратить такой талант попусту – просто оскорбление Девятерых.
– Осторожно, – предупредила Шутмили. – Это не талант. Не благословление и не проклятие, но долг.
– Риторика, – бросила Жиури. Для Шутмили поздновато изображать благочестие, но в эту игру могут играть двое. – Как бы то ни было, уклоняться от исполнения долга – тоже оскорбление Девятерых.
– Если бы Девятерых правда заботили наши поступки, люди вели бы себя лучше, – сказала Шутмили с тончайшей, как отблеск на панцире жука, улыбкой. – Если бы я стала еретичкой, вы бы и глазом не моргнули. Вы так отчаянно пытаетесь навязать мне Квинкуриат, что вас даже не беспокоит вопрос: а не принесу ли я с собой скверну?
